И если человек убеждённый атеист, а все нормальные левые именно
такие, то давать им возможность жить после смерти, хоть и в другом
теле, это полное пренебрежение их свободной волей. Логично будет
предположить, что реинкарнация для них становится недоступной.
— Подожди. Тут нестыковка. Как они могут быть атеистами,
если пиарят ад? Т.е. они же должны верить хотя бы в
дьявола?
— В дьявола, как в реальную личность и ад, как реальное место,
они не верят. Но им очень близки идеи, которые они олицетворяют.
Вот только ты, как квантовая личность, должен отлично понимать, что
разница между идеей и материей в нашей Вселенной очень мала. Мала,
даже по меркам микрокосма. Т.е. если есть идея ада, то его создадут
даже если раньше он не существовал. Более того, гораздо вероятнее,
что его уже давным-давно создали!
— Всё это очень занимательно, я рад, что ты опять можешь
себе позволить размышлять на отвлечённые темы, но будет лучше, если
ты сейчас подумаешь о более насущных вещах.
— Ха, во-первых, это ты запел о Разине, а во-вторых, что сейчас
отвлечённая тема, то завтра полномасштабная реальность, данная нам
во всём спектре ощущений. Вот доберусь до кармического уровня, а
там, как минимум, половина человечества будет топить за дьяволов.
Но ты прав. Это будущее, до которого нужно ещё дожить. О чём ты
хотел предупредить?
— О чём, о чём, о наших бабках, естественно! Ты же помнишь,
что если умрёшь на человеческой территории, то с тебя выпадет
абсолютно всё?
— Да, но выбора то особо нет. Все банки находятся в
Гондорстане.
— Ты не забыл, что как враг расы, не сможешь даже войти в
них?
— Ну, забыл, но там же не только человеческие банки есть. Я
всегда предпочитал пользоваться услугами гномов.
— Ага, разбежался. Даже войдя в город, ты не сможешь
получить гражданство, а значит процент для перевода, да даже за
простое хранение, для тебя будет диким.
— Значит воспользуюсь биржей и вложусь в какие-нибудь акции.
— Какие-нибудь? Эти деньги нам нужны для твоего поступления
в Магическую академию!
— Чёрт… я забыл о такой возможности.
Речка, по которой я плыл, расширилась и впала в более широкую
реку. Теперь растояние меж берегами можно было оценить в три полёта
стрелы. Довольно много. И никого кроме меня. И уже начинало
темнеть. Приставать к берегу не хотелось от слова совсем — чего я
там не видел.