Я не стала отвечать. Тут деревья поредели, потянуло ветром – и мы вышли на косогор. Перед нами было ущелье, крутое и обрывистое, внизу бежала река, как серебряный поясок Луноликой, а на другой стороне возвышалась новая гора, темная, суровая каменистая осыпь, только кое-где – редкие кедры. Выше и дальше поднимались другие горы, проглядывали ледовые шапки, снежные тучи зарождались над ними.
Ветер ударил, холодный и свежий, и я задохнулась от красоты. Столько дней жили мы в глуши, а тут – воздух и ширь, продутое место. Куда ни кинь взгляд – камни, темная, поздняя зелень кедров. Первый снег белел. И река внизу гудела, пенясь.
– Клянись, что тайну мою не выдашь, – вдруг обернулась ко мне Очи и снизу вверх посмотрела в глаза.
– В чем твоя тайна? – опешила я.
– Нет, клянись!
– Клянусь, что не выдам Очишкиной тайны.
– Червем слепым, скажи, станешь, росомахой ненасытной, жуком навозным, опарышем станешь, если тайну мою кому расскажешь! – И глаза жесткие, если не поклянусь – с горы сбросит.
– Клянусь, – сказала я и косу губами зажала, чтобы не смеяться.
– Нет, повтори.
– Клянусь, что стану жуком навозным, червем, росомахой, если выдам…
– Опарышем, – подсказала Очи.
– Опарышем, если выдам Очишкину тайну.
– Хорошо, – кивнула она. – Тогда отвернись.
– Зачем, я же поклялась?
– Отворачивайся!
Я отвернулась. Слышала только шорох, как будто бы по коре, – а она уже говорит:
– Все!
Я повернулась – она держала в руках большой горит из кожи с резной деревянной накладкой. На накладке вырезаны были звери – барсы, терзающие барана, крашенные красной краской. Из горита торчал пучок стрел и изогнутый лук, и застегнут он был красивой точеной пуговкой.
Очи достала лук – загляденье: из рога горного быка, поблескивал матово. Она его прижала ногой, набросила тетиву – на ветру запел лук, готовый к охоте и битве.
– Это же клад! – восторженно выдохнула я. – Откуда ты знала, что он здесь?
– Это мой. – Очи отвечала как бы невзначай, а глаза светились гордостью. – Мне Камка подарила, он ее был. Боевой, для битвы выгнутый! Но она увидела, что я, как хищник, охотиться стала, и отдала мне. Стрелы я сама приучилась резать, а за этими она в стан ходила – смотри: железные!
– Настоящий друг такой лук. С ним расставаться не захочется.
– Я и не хотела. Камка велела: на посвящение оружие брать нельзя. – Очи вздохнула. – Шеш, наговорились, пойдем. – Она кинула горит на плечо – слишком велик он ей еще был, чтобы на пояс повесить, – и побежала вниз вдоль обрыва.