За столом вы обычно храните молчание. Не то чтобы я мог разобрать слова, если вы действительно беседуете, но голоса без труда проникают через потолок. Я слышу стук приборов по тарелкам, а летом, когда у вас открыты окна, мне даже слышно, как наполняются бокалы.
Пока ваш рот тщательно пережевывает пищу, голова остается в кабинете. Вы не можете рассказать, чем заняты. Жена не поймет, она же, в конце концов, женщина.
Так обычно проходят ваши ужины – в молчании, изредка нарушаемом вопросами. Я не слышу, что именно она спрашивает, я слышу, что она задает вопросы. Вопросы, на которые вы отвечаете движением головы.
Когда я не слышу ответа, вы делаете движение головой; сама голова в кабинете, говорить она не может, только двигаться.
Позже, когда вы поднимаетесь из-за стола, ваша жена наводит порядок, убирает бокалы и тарелки в посудомоечную машину. Потом она отправляется в комнату, выходящую окнами на улицу, где остается до тех пор, пока не приходит время ложиться спать.
Я все еще не понимаю, как она в одиночестве проводит часы в той комнате. Читает ли она книгу? Смотрит ли телевизор, убавив звук до самого тихого или вовсе выключив?
Часто я представляю себе, что она там просто сидит – женщина в кресле; жизнь, проходящая, как движутся стрелки часов, на которые никто не посмотрит, чтобы узнать время.
А между тем вы заметите, что я поставил музыку. Это точно не ваша музыка. Регулятор громкости на моем музыкальном центре стоит примерно так же, как в тот вечер, когда ваша жена пришла спросить, нельзя ли потише.
Я знаю, что вы в принципе не спуститесь вниз. Вам надо иметь возможность кого-нибудь послать, вы не из тех, кто спускается сам. Поэтому я поворачиваю регулятор еще немножко. И сейчас звук, я думаю, можно охарактеризовать как нарушение тишины и покоя в доме.
У меня нет никакого разработанного плана. Но так или иначе, а мне жаль, что такая красивая и молодая женщина засиживается в вашем обществе, что она в вашем обществе увядает.
Теперь я все-таки слышу звонок, вы оказались шустрее, чем я думал.
– Вы не могли бы сделать музыку потише?
Не буду даже пытаться описать ваше лицо, описание лиц я охотно предоставляю вам.
– Конечно, – говорю я.
Закрыв дверь прямо перед вашим лицом – вашим неописанным лицом, – я убавил звук. Потом повернул регулятор громкости обратно. Держу пари, что вы не спуститесь вниз еще раз.