«Ничего такого особенно смешного я вроде бы не сказал», – подумал Карл.
– Господа! – вновь воскликнул сенатор. – Против воли – и моей, и вашей – вы стали соучастниками небольшой семейной сцены, а посему считаю своим долгом дать вам необходимые разъяснения, поскольку, как я понимаю, лишь господин капитан – упоминание о капитане имело следствием взаимный поклон – осведомлен о деле полностью.
«Теперь надо и впрямь следить за каждым словом», – сказал себе Карл и несколько приободрился, краем глаза успев заметить, что кочегар начинает подавать слабые признаки жизни.
– Долгие годы моего пребывания в Америке, – впрочем, слово «пребывание» не слишком подобает американскому гражданину, а я всей душой американский гражданин, – так вот, все эти долгие годы я живу совершенно обособленно от моей европейской родни, по причинам, которые, во-первых, к делу не относятся, а во-вторых, рассказ о них увел бы нас слишком далеко. Я даже слегка побаиваюсь той минуты, когда вынужден буду поведать о них моему дорогому племяннику, и уж тогда, к сожалению, нам не избежать разговора начистоту и об его родителях, и об остальных сородичах.
«Да, несомненно, это мой дядя, – подумал Карл и стал слушать еще внимательней. – Должно быть, он изменил фамилию».
– Родители моего дорогого племянника, – давайте назовем вещи своими именами, – попросту решили от него избавиться, как избавляются от надоевшей кошки, вышвыривая ее за дверь. Этим я вовсе не хочу приукрасить проступок моего племянника, за который он был так жестоко наказан, – приукрашивать вообще не в обычаях американцев, – однако провинность его такого свойства, что одно лишь ее название содержит в себе достаточно поводов и причин ее простить.
«Говорит он, конечно, складно, – подумал Карл, – но я не хочу, чтобы он всем это рассказывал. Да и не может он всего знать. Как, откуда? Но погоди, вот посмотришь, он все знает лучше всех».
– Просто-напросто, – продолжал дядя, опершись на бамбуковую трость и слегка покачиваясь взад-вперед, чем ему и впрямь удалось лишить свой рассказ чрезмерной напыщенности, которая в противном случае была бы неизбежна, – просто-напросто его соблазнила служанка, Иоганна Бруммер, особа лет тридцати пяти. Говоря «соблазнила», я вовсе не хочу оскорбить чувства моего племянника, но, право же, более подходящее слово я просто затрудняюсь подобрать.