– Дракон соблазнил мою мать?! Что за бред! Столь дикой и нелепой выдумке не поверит даже ребенок! И ты не можешь продать меня, поскольку мной не владеешь! – Сельден поднял руку и попытался прикрыть глаза от яркого света, чтобы рассмотреть говорившего, но это не помогло.
На его слова даже не ответили, на него вообще не обратили внимания. И внезапно он понял: язык тут ни при чем, они просто не хотят видеть в нем что-то, кроме дорогостоящей диковинки.
А эти двое как ни в чем не бывало продолжили разговор.
– Ты же знаешь, что я всего лишь посредник и покупаю его не для себя. Твой хозяин просит очень высокую цену. Мой доверитель богат, но недаром говорят, что богачи гораздо скупее бедняков. Если я потрачу его деньги, а человек-дракон разочарует покупателя, мне придется худо.
Перед слезящимися глазами Сельдена расплывались два силуэта. Два человека, которых он даже не знал, спорили о том, сколько стоит его жизнь. Он сделал к ним шаг, волоча через заплесневелую солому свою цепь.
– Я болен! Вы что, не понимаете этого? Неужели в вас не осталось ни капли порядочности? Вы держите меня здесь в оковах, кормите полусгнившим мясом и черствым хлебом, я месяцами не вижу дневного света… Вы убиваете меня!
– Моему доверителю нужны доказательства, прежде чем он потратит столько золота. Не буду ходить вокруг да около: за ту цену, что ты просишь, следует позволить мне отправить ему что-нибудь в знак подтверждения честных намерений. Если этот парень и впрямь тот, за кого его выдают, твоему господину заплатят сполна. И все будут довольны.
Последовала долгая пауза.
– Я передам твои слова хозяину. А сейчас не хочешь ли промочить горло? Мы с тобой заслужили выпивку.
Мужчины уходили, и фонарь раскачивался в такт их шагов. Сельден рванулся, и цепь натянулась до предела.
– У меня есть семья! – кричал он им вслед. – У меня есть мать! У меня есть брат и сестра! Я хочу домой! Пожалуйста, отпустите меня домой, пока я не умер здесь!
Лишь короткая вспышка дневного света стала ему ответом. Они ушли.
Он закашлялся и обхватил себя руками, чтобы сдержать боль. Выплюнув мокроту на солому, Сельден задумался: была ли там кровь? Слишком темно, чтобы сказать точно. Он чувствовал только, что кашель стал сильнее.
Юноша неуверенно проковылял назад к куче соломы, на которой спал. Опустился на колени, а затем лег. Каждая косточка в его теле болела. Он потер отекшие глаза и снова закрыл их. Зачем он позволил этим людям втянуть себя в абсолютно бесполезный спор? Не проще ли смириться и спокойно ждать смерти?