Только не это! Зачем привязывать человека к столу?! Во имя Создателя – ЗАЧЕМ?!
Мочевой пузырь едва сдерживал влагу, Лайзе казалось, она сейчас обмочится. Обмочится перед смертью. Как постыдно…
Закончив вязать узлы, Чейзер все с тем же равнодушным выражением лица повернулся к столу у стены, оторвал кусок ваты, смочил ее спиртом и тщательно протер сгиб собственной руки. Затем достал из упаковки пустой шприц и неторопливо и аккуратно ввел иглу себе в вену.
Думала, не могло быть хуже? Могло. Теперь Лайзу мутило.
Чем больше густой темно-красной жидкости набиралось в шприц, тем нестерпимее становились желудочные спазмы.
Эта ночь не могла стать хуже, просто не могла. Хуже просто некуда…
Едва справляясь с позывами тошноты, Лайза, с оцепеневшим от паники сознанием наблюдала за тем, как игла наконец выскользнула из-под кожи, как к проколу прижалась ватка, как незнакомец, держа шприц в руке, повернулся и посмотрел на нее.
Что хотел сказать его взгляд: «сейчас будет хуже?» Или «терпи, будет больно»? Снова больно? Зачем больно, для чего? Почему все время больно?
В какой-то момент Лайза устала. Устала бороться и постоянно проигрывать, чувствовать предельное напряжение нервов, слушать грохот отбойного молотка – собственного сердца.
Когда тот, кто испортил этот вечер (а заодно и всю жизнь), шагнул к столу, ей стало почти все равно. Умирать, так умирать. Лишь бы скорее. Вот уж не думала, что доживет до этой мысли… Пусть смерть будет благородной и заберет сразу, пусть не держит на грани, пусть просто вынет душу и заберет с собой, оставив тело – любимое тело, способное служить еще долгие годы (но карты выпали иначе…) – этому миру.
Теплота чужих рук не успокаивала, прикосновения не отзывались эмоциями, лишь равнодушными сигналами в мозг: «он держит шею… он поворачивает шею… шприц совсем рядом…»
Неприятное ощущение от введения иглы оказалось ничем по сравнению с той болью, которая начала медленно расплываться по телу, стоило чужой крови попасть внутрь. Лава, поганая жидкая лава, чужая субстанция мутанта… вирус-убийца… зачем же так изощренно…
Рыча в агонии, Лайза не чувствовала ни впившихся в запястья веревок, ни собственных метаний, ни оставляющих синяки на коже крюков, ни мужских рук, держащих ее за голову.
В его зеленовато-коричневых глазах застыло предельное напряжение; по виску стекала капелька пота.