– Это фирма, я тут не при чем!
– А мы вас пока ни в чем и не обвиняем. Обыск же на вашем судне произведен по закону, на основании ордера, так что…
– Но подсвечник, изъятый из моей каюты, мой! Он куплен в Константинополе.
– Ваш, говорите? За сколько же вы его купили, уважаемый капитан Крокос?
– За… за триста лир!
– До чего много глупцов развелось в Константинополе! Вещь стоимостью в пять-шесть тысяч рублей продается по цене старенького костюма.
– Это подарок моей матери!
– Тогда вашей матерью следует признать дядю нашего бывшего царя – великого князя Николая Николаевича Романова. Там вензель. И эта золотая вещь нахолилась в княжеском дворце в Ливадии и исчезла после ограбления. Я мог бы вас ознакомить с соответствующей описью, но, наверно, это будет удобнее сделать на суде.
– На суде?
– Ваше судно мы задержим, а дело о незаконном вывозе драгоценностей передадим в суд, а уж он решит, что делать с вами и с вашей шхуной.
– Но я совсем не причастен к делам фирмы!..
– Не причастны? Есть еще одно доказательство, господин Крокос, найденное в вашей каюте.
– Какое еще? – поднял плечи капитан «Тализоны».
– Икона Божьей матери, икона из церкви монастыря. Украдена и передана вам, – твердо заявил Железнов.
– Может, похожа, но только не она. Уверяю вас… – приложил руку к груди Крокос.
– Как же, не она, – усмехнулся начальник ОПТУ, – когда ее тут же опознала игуменья этого монастыря.
– Ну это еще не все… – затоптался на месте греческий капитан. – Я ее купил у матроса…
– У какого матроса, капитан Крокос? – с усмешкой взглянул на него Желез-нов.
– Ну… я представлю его, как свидетеля, на суде…
– Что же, это ваше законное право.
– Честь имею, господин начальник, – взялся за ручку двери капитан задержанной шхуны.
– До свидания, господин Крокос, – Железнов проводил моряка до выхода из кабинета.
В комнате флигеля, которую снимала у Коростылевой Любка, была вечеринка. За столом, заставленным тарелками и бутылками, сидели Барсуков, Любка и Сопов. В руках Барсукова была колода карт, которую он перебирал с ловкостью опытного игрока. Сопов держал гитару, струны которой под его пальцами издавали лирические аккорды романса. Открылась дверь, и Коростылева ввела в комнату Богданову. Девушка со смущением на лице остановилась у входа, глядя на сидящих за столом.
– Ну вот и она, постоялка моя новая… Любите и жалуйте ее, аисты, – подтолкнула Богданову хозяйка.