Разувшись, я прошла в свою комнату, бросила сумку на диван, а сама немедля встала перед зеркалом. Приподняла подбородок, повернула голову чуть вбок и попыталась скопировать выражение лица, с которым заканчивала соло Диана. Но как же нелепо это смотрелось без внутреннего огня: будто к уголкам рта и глаз приклеили невидимые ниточки, а затем потянули. Маска унылой, но улыбающейся пластиковой куклы. Разозлившись на саму себя, я отвернулась от зеркала и направилась на кухню. Достала из морозильной камеры лед, чтобы приложить к пальцу, а затем вернулась в комнату и включила музыку, под которую мы танцевали. Сжимая одной рукой пакетик, второй я подмахивала в такт мелодии, пытаясь уловить эмоции. Но все тщетно. Радость, грусть, воодушевление — что должна была сказать мне музыка? Наверное, следовало подойти к Адаму и попросить рассказать, какой постановщик видит героиню в той или иной сцене, а не гадать на кофейной гуще. Этим я решила заняться с самого утра следующего дня. За прошлую пощечину Адаму придется пройти со мной соло, а иначе…
В этот момент раздалась трель мобильного, и я полезла в сумку. В ворохе репетиционных вещей найти его оказалось сложно, и мне потребовалось на это секунд пятнадцать — так долго. Увидев на дисплее имя Адама, я поспешила нажать кнопку и чуть не выронила телефон. За все три года, что я танцевала в его труппе, он звонил мне всего раз. А это значило, что у балетмейстера новости важные.
— Павленюк, — откашлявшись, назвалась я.
— Я жду тебя завтра за два часа до репетиции. Не опаздывай, — лаконично сообщил он и бросил трубку еще до того, как я успела сказать хоть слово.
Он даже не пытался скрывать, насколько тяжело ему дался уход Ди. Его первая прима — звезда, которую он открыл миру, вынуждена была отойти на второй план из-за девчонки, попросту больше понравившейся спонсору. Не будь я той самой девчонкой, я бы посочувствовала Адаму.
Отложив телефон в сторону, я пару секунд пыталась осознать то, что только услышала, и боялась поверить в свою удачу. Неужели все сложилось так быстро? Капелька амбиций балетмейстера, пощечина, разговор на повышенных тонах, и вот она — новая прима. Расплываясь в недоверчивой улыбке, я поднялась со своего места и подошла к зеркалу снова. Встала в четвертую позицию и скопировала выражение лица Дианы еще раз. Вот теперь смотрелось правильно, хоть и не вполне его повторяло. Зеркальная балерина улыбалась счастливо и вдохновенно, но ее глаза горели триумфом, который не скрыть.