Начал он издалека…
Мило улыбаясь, спросил, как я себя чувствую. Наверняка моя слегка помятая физиономия навела его на какие-то невеселые размышления (могу же я, в самом деле, слегка расслабиться во время отпуска!). Я поблагодарил за предоставленный отдых, ответил, что чувствую себя вполне нормально и готов немедленно приступить к исполнению своих репортерских обязанностей. Слово «репортерских» я употреблял чаще, нежели «корреспондентских», поскольку имелась у меня такая привычка еще со времен моей работы в газете «Московский репортер», прикрытой в 2008 году из-за скандально-сенсационной публикации о возможном разводе с супругой одного очень крупного фигуранта в российской политике. Сначала урезали финансирование газеты. Газета держалась, сократив число сотрудников и зарплаты. Потом властная рука сверху дала новую отмашку, и с газетой перестали сотрудничать рекламодатели. Она продолжала держаться, но дала заметный крен, превратившись из ежедневной в еженедельную.
Тогда последовала новая отмашка сверху, и киоски Москвы вдруг разом просто перестали брать газету на реализацию под тем предлогом, что «Московский репортер» не расходится. Подписчиков было недостаточно, чтобы держаться на плаву, тиражи стали зависать, накапливаться на складах, приносить убыток. А убыточная газета никому не нужна. И в августе две тысячи восьмого года холдинг «Национальная медиакомпания» приостановил выпуск означенной газеты «ввиду явной убыточности». Слово «приостановил» в действительности означало «закрыл». После чего мне подфартило, что в моей журналистской карьере случалось крайне редко, – я устроился телевизионным журналистом на телеканал «Авокадо». Через несколько лет после этой публикации фигурант российской политики и правда развелся с женой, заявив во всеуслышание, что это решение «принято обеими сторонами вполне добровольно». Но газета «Московский репортер» реанимации не подлежала, несмотря на попытки бывшего главного редактора ее хоть как-то воскресить. А все потому, что подобные несанкционированные демарши СМИ в сторону правящей головки не прощаются.
В «Московском репортере» я привык говорить вместо «корреспондент» «репортер», на что наш шеф, кажется, не обращал особого внимания. Ибо привычка есть вторая натура. И если работодателя устраивает натура исполнителя, то ему поневоле приходится мириться и с некоторыми его привычками.