– Да, там Красная башня рядом. Так
что ты осторожнее. Нехорошее место.
– Почему? – тут же спросил Гиб
Аянфаль.
О Красной башне он знал мало и
случайно. Волны порой приносили не очень приятные веяния, но он
никогда не вслушивался в них глубоко и не знал точно, что же там
происходит.
Хиба поморщился, а потом принялся
объяснять не без презрения в голосе.
– Видишь ли, хоть клан Фарах и
поддерживает законы Голоса, он не делает это так же принципиально,
как чёрные стражи. Пока их не призовут прямо противостоять тем, кто
не любит закона, они вмешиваться не станут. И потому не обращают
внимания, если у них под боком происходит нечто, с чем мастер
Караган пожелал бы расправиться на месте. Для них это
«мелочно и временно». Но таким, как ты, да и всем остальным асайям
стоит быть осторожными. Не подходи к башне и всё будет в
порядке.
После этого Хиба смолк и поднялся на
ноги, снимая волновую завесу. По волнам распространялся лёгкий зов,
извещавший, что пора приниматься за труд.
***
Замок Зимнего Сумрака находился в
другом конце Рутты. Его необычное название должно было напомнить
Третью твердыню Онсарры, на которой в силу её наклонной орбиты
существовала смена лета и зимы: в первую половину оборота твердыня
получала больше энергии от Онсарры и пыль в её атмосфере и на
поверхности двигалась быстрее, ускоряя жизнь городов; во вторую
половину жизнь замедлялась, а дневной путь Звезды становился всё
короче, так что на отдалённых от экватора просторах день и ночь
сменялись единым сумраком, длившимся на протяжении нескольких
зимних декад. Так же оно говорило и о том, что в обители
существовало несколько управляющих мастеров, а потому ничьё имя не
могло быть взято в качестве названия. Гиб Аянфаль на трансфере
добрался до площади, на которой обычно проводились общие торжества,
а дальше пошёл пешком, ориентируясь по волнам и отыскивая в них имя
«Зимний Сумрак».
Вокруг замка было мало
растительности, этим он отличался от большинства обителей Пятой
твердыни, утопавших в садах. Гиб Аянфаль шёл, слегка прислушиваясь
к волнам и осматривая высившееся перед ним строение. Это были
четыре величественных купола, сплетённые из голубых стеблей. Между
ними вился отдельный прозрачный и полый внутри стебель, терявшийся
на вершине самого большого свода. Волны подсказали, что каждое
строение – отдельный сектор замка. У ворот обители высились две
исполинские скульптуры, изображающие белую сестру и техника
срединных волн. Головы их были склонены, а руки сложены на груди в
традиционном приветствии всех, кто живёт, следуя зову Гаэ.
Скульптуры не были редкостью на Пятой твердыне. Вот только
изображать конкретных асайев было не принято, и потому чаще
изваяния являли собой собирательные образы представителей разных
рабочих точек. Исключением была только праматерь Гаэ Онсарра.