Гиб Аянфаль поднял голову и прикинул
расстояние до ближайшего провала внутрь с вступавшим перед ним
стеблем, выбившимся из гладкой стены. Лезть не так уж высоко, если
пространство не будет вести себя так же непонятно, как на площади.
Он потёр руки и потопал ногами, разгоняя в них пыль, после чего
легко вцепился в стену, проникая раскалившимися кончиками пальцев
вглубь холодного камня, и начал скачками взбираться наверх. Это
далось ему куда легче шествия по площади – вот он уже повис на
заветном стебле и без труда забрался на него.
Выпрямившись, Гиб Аянфаль огляделся
– вокруг простиралась панорама Рутты, окутанная красноватым светом
садящейся Онсарры. Это было так похоже на вечер, когда он осмелился
встать на пути у консула Гейст. То же сонное умиротворение
отходящего на покой города.
С трудом оторвав взор от
завораживающих видов, Гиб Аянфаль подошёл к провалу и обнаружил,
что он плотно закрыт чёрной пластиной, которая не желала перед ним
открываться. В волнах на неё была наложена печать, запрещающая
проход.
Сталкиваться с закрытыми ходами и
воротами Гиб Аянфалю ещё не приходилось. Даже ходы в низы замков не
носили на себе запретного знака, а волновые барьеры всегда были
вежливым предупреждением, только в серьёзных случаях становящимся
непреклонным. В самом понятии запрета на свободное прохождение было
что-то неприемлемое для асайской свободы воли. Гиб Аянфаль пригасил
глаза, кладя ладони на пластину. Он, как и всякий строитель, мог
легко вскрыть её, но вот стоит ли? Кроме того, те странные
колебания, которые он уловил внизу, звучали здесь отчётливей и
сильнее. Прислушавшись, Гиб Аянфаль осознал, что вызваны они
разрушением башни: где-то в незримой глубине от неё точно
отслаиваются целые пласты вещества. Но наверняка узнать можно,
только проникнув внутрь. Он ещё раз взглянул сквозь волны на
печать, прикидывая, насколько трудно будет её вскрыть, как вдруг
его окликнул до боли знакомый голос:
– На твоём месте я бы поостерегся
рваться внутрь. Там слишком жарко.
Гиб Аянфаль оглянулся и застыл в
изумлении – на самом краю стебля стоял консул Сэле. Вид его весьма
отличался от того, к какому привык строитель, – на консуле не было
обычной акапатои, зато количество лет, оплетающих крепкое тело,
увеличилось в разы. Волосы его отливали алым и развевались под
действием невидимого ветра волн. Сэле, заметив его удивление,
рассмеялся.