– А я горю желанием все повторить! Я люблю вас, Изабель! Вы это знаете, правда же? И прошу вас, имейте жалость, не играйте со страстью, которую разожгли!
– Играть? Могла ли прийти мне в голову подобная мысль? Нет, я хочу наслаждаться каждой секундой нашей страсти! Но нам будет необходимо все обсудить… Вы сами это понимаете… А сегодня оставьте меня плыть на счастливом облаке и возвращайтесь завтра вечером. Мы поужинаем… Может быть, даже в спальне…
Она протянула ему руку для поцелуя, и вошедший лакей помешал принцу поцеловать не только руку…
Людовик напоминал пса, у которого забрали из-под носа любимую косточку. Но у него достало трезвости, чтобы понять: сегодняшней ночью ему рассчитывать больше не на что.
– Так значит, до завтра, герцогиня! Впереди меня ждет ужасная ночь!
– Ужасная? В то время, как моя будет полна сладостных сновидений? В таком случае, может быть, было бы лучше…
– Нет, нет и нет! Я неудачно выразился. До завтра, мадам!
Глубокий поклон, в ответ реверанс, с изяществом исполненный ритуал прощания, и принц де Конде удалился, а Изабель поднялась к себе в спальню. Агата уже разложила на постели ночную рубашку и подошла к Изабель, севшей за туалетный столик, чтобы расчесать ей на ночь волосы. Изабель с легкой улыбкой на губах отдалась мечтам, камеристка старательно проводила по волосам гребешком. Обе молчали. Наконец Изабель стала вынимать из ушей длинные серьги из рубинов и бриллиантов, которые так красиво обрамляли ей шею, и тут она услышала голос Агаты:
– Еще два таких вечера, и госпожа герцогиня будет обречена на закрытые шеи с гофрированным воротником. Не думаю, что это ей понравится.
Изабель невольно вздрогнула и взглянула на Агату, которая склонилась над ней, заплетая косы.
– С чего вы взяли? – удивилась Изабель.
Агата рассмеялась и указала на стоящее перед молодой женщиной венецианское зеркало.
– Почему бы госпоже герцогине не присмотреться к себе повнимательнее?
– Иисус сладчайший!
В легкой припухлости губ не было ничего пугающего, напротив, они стали еще соблазнительнее, ужаснула россыпь синяков, царапин и след укуса на белизне округлого плеча. Изабель в испуге распахнула пеньюар и обнаружила такие же синяки и царапины на атласной коже груди и еще ниже, на животе.
В первую секунду ее охватило отчаяние, особенно горькое оттого, что воспоминание о глубочайшем наслаждении, граничащем с болью, еще не оставило ее и она хотела вернуть его вновь… Изабель умоляюще посмотрела на камеристку: