Черная папка. История одного журналистского расследования - страница 7

Шрифт
Интервал


Мы познакомились с Ногиным задолго до командировки в Афганистан, еще тогда, когда я только появился в Москве, придя работать на Центральное телевидение. Незадолго до этого я попал в поле зрения тогдашнего руководства Молодежной редакции ЦТ (став участником, а потом и лауреатом всесоюзного телевизионного конкурса «Салют, фестиваль!», посвященного Всемирному фестивалю молодежи и студентов на Кубе), и неожиданно для себя самого получил приглашение переехать из родного Ленинграда в столицу. Для инженера, выпускника Ленинградского электротехнического института связи имени Бонч-Бруевича (который мы все до сих пор любовно называем Бончем), чьим любимым хобби было придумывать и вести программы на Ленинградском ТВ, возможность по-настоящему связать свою жизнь с профессиональной телевизионной журналистикой, конечно, выглядела мечтой, которую упускать нельзя. И вот тогда-то, в 1978 году, я впервые оказался в кабинете Виктора Ногина, бывшего в ту пору секретарем комитета комсомола Гостелерадио.

Я приехал из Останкино на Пятницкую, 25, где размещалось все руководство Гостелерадио СССР, ради «важного» дела – встать на комсомольский учет. И, конечно, не мог не познакомиться с Виктором. Проговорили мы довольно долго, а когда прощались, Ногин заметил с улыбкой: «Ну, до встречи, будущий зам!..» Это была, конечно, шутка: мы виделись с ним первый раз в жизни. Но шутка эта как-то сразу определила порядок вещей: он старший товарищ, я – младший, я готов у него учиться, а он готов помогать мне. Так оно и случится в действительности: он и правда поможет не раз… Много позже я узнал, что Ногин – первоклассный журналист, закончивший Загребский университет и в совершенстве владевший несколькими языками, в том числе сербским и хорватским, – в ту пору очень переживал, что занимается «не своим делом», не корреспондентским ремеслом, а всей этой, как он говорил, «комсомольской галиматьей». Он переломит ситуацию и вернется еще в журналистику. Но кто бы знал тогда, что такое возвращение, в конечном счете, окажется для него роковым…

Кстати, в том, что я сумел-таки попасть на съемки в Афганистан, Витя Ногин тоже сыграл свою – и, возможно, главную – роль. Хотя до конца хитросплетения той истории мне так и неизвестны, я хорошо помню, как начиналась она лично для меня, внутри меня. Это было в Кремле, в фойе Дворца съездов – шел очередной Съезд комсомола, и мы, журналисты молодежной редакции ЦТ, работали на его освещении. К нам подводили для интервью молодых ребят со «знаковыми» для молодежной программы тех лет профессиями: вот доярка, вот космонавт, вот совсем юный учитель, а вот секретарь комитета комсомола из сельской глубинки… Но однажды передо мной появился молодой человек, который шел навстречу неуверенной, трудной походкой. Чуть настороженное лицо и орден Ленина на груди. Почему, за что? Если б Красной Звезды или Звезда Героя, еще можно бы было примерно прикинуть, а вот Ленина… Но тут мне шепнули: «Он недавно из Афганистана. Вы знаете, конечно, о чем с ним говорить», – и мне расхотелось гадать о том, как получил этот парень свой орден. Конечно, я знал, как вести такие беседы – был научен и проинструктирован. Но все правильные и нужные (а главное, разрешенные) вопросы невольно застряли у меня в горле.