На военно-грузинской дороге. 1931 год.
Зугдиди. Уличная сцена.
Фото Уильяма Осгуда Филда. 1931 год
В горной Грузии вновь образовывались банды. И Реденс с Берией запрашивали санкции Центра на более энергичные действия – когда пожар возник, его приходится тушить. Но разжигало пожар тогдашнее политическое руководство Грузии. «Старые» «большевики» разводили и внутреннюю склоку. Берии всё это надоело хуже горькой редьки – клеить не им разбитые горшки. И 13 мая 1930 года он написал Орджоникидзе:
«Дорогой Серго, не один раз я ставил перед Вами вопрос о моей учебе. Время проходит, кругом люди растут, развиваются, и те, которые еще вчера были далеко от меня, сегодня ушли вперед. Известно, что безбожно отстаю. Ведь при нашей чекистской работе не успеваем зачастую даже газету прочесть, не то что самообразованием заняться…
Дорогой Серго! Я знаю, Вы скажете, что теперь не время поднимать вопрос об учебе. Но что делать… Чувствую, что я больше не могу…»
Возможно, когда он писал эти строки, Берия думал и о блондинке с голубыми глазами – жене Нино, которая закончила экономический факультет университета, готовила диссертацию. От Лаврентия в 1930 году всё это было так же далеко, как в 1923-м… Берии пошёл тридцать второй год, он был председателем ГПУ Грузии и заместителем председателя ГПУ Закавказской СФСР. И, даже занимая такие посты, хотел учиться.
Были в майском письме и такие строки:
«Я все строго обдумал. Мой уход на работе не отразится. Аппарат Груз[инского] ГПУ налажен и работает настолько четко, что любой товарищ, который его возглавит после меня, справится с положением.