И курьер прибавил с раздражением насмерть усталого человека:
– Полагаю, что и сам Меншиков не знает, куда идет армия.
– Бегут?
– Да нет. Светлейший приказал отступать «с музыкой».
– А морские батальоны[134]?
– Оба батальона находились в передовой цепи у Бахчисарайского моста; там было очень жарко. Вероятно, потери у них очень большие.
Корнилову подали коня. В сопровождении ординарца-урядника[135] и двух рядовых казаков с пиками адмирал поскакал, огибая саперной дорогой[136] Малахов курган, к Инкерманской[137] гати[138].
За нижним маяком, на подъеме в гору, Корнилову встретился полковник Тотлèбен[139] на своем вороном коне; впрочем, и конь и всадник были так запорошены белой известковой пылью, что трудно было угадать и масть коня, и цвет мундира на полковнике. Тотлебен откозырял Корнилову.
Корнилов остановил полковника. Они съехались.
– Слышали новость? Мы проиграли сражение. Армия отступает, – сказал Корнилов.
– Знаю. А у меня беда. Я затребовал от адмирала Станюковича брусьев и досок для подпорной стенки из запасов порта.
– А он что?
– Ответил, что он не отпустит с Делового двора сухопутному ведомству ни одной щепки.
Корнилов усмехнулся.
– Не смейтесь, адмирал! Вы начальник штаба Черноморского флота и должны оказать мне содействие. Прикажите – Станюкович вас послушает.
– Всей душой рад, но этот самодур и меня не послушает. Вы, полковник, у нас человек новый и не знаете всех тонкостей наших служебных отношений. Я и приказать не могу Станюковичу, да он и не любит меня…
– А Нахимов?
– Павла Степановича он совсем не выносит. Ведь мы с Нахимовым лазаревской школы. А Станюкович порочит и хулит все, что сделал Лазарев. Это человек старой школы. Он не мирится с тем, что сидит на берегу, а не командует флотом. По службе он считает себя выше нас и подчиняется только Меншикову. Да вот – я еду к его светлости. Не хотите ли со мной? Ему все и расскажете.
Тотлебен поморщился:
– Пожалуй, он мне скажет то же, что и Станюкович… Вы знаете, князь меня зовет «кирпичных дел мастером».
– Это ничего. У его светлости слабость к остроумию. И Нахимова он зовет то «боцманом», то «матросским батькой».
– А вас, Владимир Алексеевич?
Корнилов безмятежно улыбнулся и просто сказал:
– Мы с князем оба генералы свиты его величества. Право, поворачивайте коня за мной. Я вас поддержу у князя.