В этой книге всё берется в одном потоке: и высокое, и низкое, и общее, и частное, и национальное, и наднациональное. Причём здесь ничему из этого не отдаётся предпочтения, всё вышеназванное подвергается предельно критическому рассмотрению, можно сказать, на грани цинизма. Автор воспринимает наше общество совершенно изолгавшимся и деморализованным. А ложь, превращённая в политику – это болезнь, которую надо лечить путём хирургического вмешательства. Иначе будет поздно. Порог невозврата так и не будет перейдён. А порог этот перейти надо бы, для этого ныне у нас есть все возможности, кроме былой казахской эскапады, на которую и вынужден был пойти наш замечательный автор – Ауэзхан Кодар.
Что касается названия моей статьи, я позаимствовал ее из «Апеллесовой черты» Бориса Пастернака. Помните ее начало:
«…Передают, будто греческий художник Апеллес, не застав однажды дома своего соперника Зевксиса, провел черту на стене, по которой Зевксис догадался, какой гость был у него в его отсутствие. Зевксис в долгу не остался. Он выбрал время, когда заведомо знал, что Апеллеса дома не застанет, и оставил свой знак, ставший притчей художества».
Так и здесь, читателю, чтобы пробиться сквозь череду искусно воздвигнутых наслоений, нужно стать почти соавтором данного произведения. Не правда ли, почетная миссия?
Берик Джилкибаев, доктор филологических наук, писатель
Незаконнорожденному поколению, интеллигенции 90-х посвящается
Агзамов проснулся в прекрасном расположении духа. Голова чуть побаливала, но в теле была необыкновенная легкость. Сразу же вспомнился вчерашний банкет: чем больше пели ему дифирамбы, тем воздушней он себя ощущал и под конец окончательно впал в эйфорию. Банкетный зал был весь в зеркалах, и лысина Агзамова отражалась в них тысячекратно. Чем больше было славословий, тем больше витал он в облаках, как бог в жертвенном дыме, и в какой-то момент почувствовал, что не существует, достиг нирваны. И это ощущение повторялось несколько раз: когда сам Кулмуратов поздравил его с орденом, когда с другого конца стола его бывшая жена Азалия, сияя, как дворцовая люстра, подняла большой палец и когда юная официантка, которую он приметил с начала банкета, подавая коктейль, кинула на него обворожительный взгляд, полный преданности и покорности.