Известные еврейские погромы, многие из
которых сам император возглавлял или члены царской семьи, вызывали
определенное брожение в умах иудеев. Так что, немудрено, что среди
революционеров и террористов было не мало представителей народа
Моисея. Не в рядовых бойцах, конечно. Евреи никогда не опускались
до подобного – марать руки. Для этого есть пылкие русские,
белорусские, финские, польские или еще какие-нибудь другие
юноши.
Впрочем, если сам Лавров советовал
сего господина, значит, можно не опасаться, что в свертках одежды
мне вернется «дьявольская машинка».
Как ни старался Лавров, разговор о
безопасности Родины мы начали ближе далеко за полночь. Мне было чем
поделиться с ним, в ответ, он, как мог, просвещал меня о тонкостях
жития-бытия в Российской Империи начала 20 века. Я мог говорить с
ним свободно, не опасаясь проколоться, Поэтому, довольно скоро мы
вели оживленную беседу, предметом которой были те или иные
общественные отношения.
Это в моем времени можно запросто
познакомиться с молоденькой девушкой на улице. А здесь, дама,
что сочтет тебя излишне назойливым, может и городового позвать. Иди
потом, доказывай, что не приставал с намерениями честь девичью
загубить, а не приспособлен к общению с выпускницами Института
благородных девиц. Принимая во внимание, что я довольно скупо знаю
повседневную жизнь, Владимир Николаевич принял на себя роль
почетного учителя. Объяснения, прерываемые уточняющими вопросами,
затянулись на некоторое время, но, общие моменты я все же
уяснил.
Рассказ о будущем, Лаврова особо не
впечатлил. Ярый монархист, услышав про отречение и последующую
переделку власти, дробление, переиначивание и вновь воссоединение
страны, он лишь кривился, будто это вызывает у него головную боль.
«На закуску» остался рассказ о современной России, но, жестом,
Лавров попросил меня прерваться. Переварить подобный объем
информации, тем более «за один присест» - это тяжело.
Поэтому, мы переключились на разговоры
о работе. Точнее – о том, чем я в настоящий момент могу помочь
Разведочному отделению. Учитывая малый штат подчиненных, ротмистр,
как и любой, беззаветно преданный своему делу, хотел объять
необъятное. Знакомое чувство – когда просыпаешься с мыслью о том,
что ты нужен своей стране и твой труд – работа на благо. Затем,
проходит несколько лет и понимаешь, что трудишься ты на самом деле
не на Родину, а на конкретного дядю, что вертит направлением твоей
работы как хочет и куда хочет. Точнее – куда ему выгодно. И
приходит понимание того, что как бы ты ни старался, система
сломана. Из механизма уголовного преследования виновных и защиты
прав невинных, она превратилась в орудие заказных репрессий и
аргумент для отстаивания собственных интересов.