– Ну, вот мы и пришли. Ты не устала?
Перед ними маленький домик. На окнах – ставни, все увито плющом. Лишь кое-где еще видны сами стены, покрытые посеревшей штукатуркой.
– Прямо, как в сказке… – она улыбается и тычется носом ему в шею.
Он начинает хлопать себя по карманам, пытается найти ключ.
– Ну, что? Опять – потерял?
– Похоже… Прости, а?
– Не проси. Никогда не проси у меня прощения. Потому, что нет такого, что я бы не смогла тебе простить, понимаешь?
– Понимаю. Все-все понимаю. Но что – теперь?
– Теперь? А разве ты забыл? Счастье…
Они тут же забывают про ключ, которого, впрочем, никогда и не было, да и дом этот они видят первый раз в жизни… Они забывают про все и просто стоят, прижавшись друг к другу – горячо и долго. Так долго – почти всю жизнь.
Пожалуй, слово «почти» – лишнее.
Вычеркиваю.
– Скажи, а сколько у тебя было женщин? Вот, всего, понимаешь, вообще?
– Ну-у-у… Я же их не считал, бухгалтерию не вел. Не могу вот так – сразу…
– Ну, тогда, хоть примерно… Примерно сказать можешь?
– Хм, а зачем тебе вдруг понадобилось… Примерно… Ну, тридцать-тридцать пять… Скорее, тридцать пять – если навскидку. Да, пожалуй… А что?
– Да, просто так. Интересно. Выходит, тогда я – тридцать шестая…
– А какое это имеет значение? Главное, что ты – последняя.
– А вот это никогда неизвестно…
– Тебе – неизвестно, а мне – как раз, известно. И это не обсуждается.
– Почему же? У нас, между прочим, свобода слова.
– Где это – у вас?
– Ну… У нас, здесь… У Христа за пазухой…
– Ага. Тогда понятно… Я тебе так скажу. У вас – ну, там, за пазухой – может и свобода слова, а здесь – только, когда я тебе это самое слово дам. Так что…
– Перестань, так нечестно! Я очень даже серьезно настроена.
– А уж я – серьезней некуда. Ты даже представить не можешь. Ты ведь чувствуешь, насколько я серьезен, правда? Ну, скажи, скажи…
Я хватаю ее в охапку и тискаю, и треплю, и целую, как щенка, как игрушку, как вещь. А ей – я знаю наверняка – господи, как же я ее знаю, лучше, чем самого себя, ей хочется – до ужаса, до боли, до боли, до боли на – разрыв, ей хочется разомлеть в моих руках, набухнуть и расцвести, и брызнуть, а потом – маленькой девочкой – забраться ко мне за пазуху и уже не вылезать, и под рукой быть – всегда, если вдруг мне…
И все это у меня – в первый раз в жизни. Хотя, конечно, тридцать шестая, да…