Мальчик обиженно отвернулся, а Андрей Аркадьевич, глядя в окно, вдруг сказал:
– Кажется, я догадываюсь, почему Марина живет с мамой.
Симонов подошел к окну. Саша успел раньше него и тоже смотрел во двор. Рука отца легла на его плечо, но мальчик, казалось, не заметил этого.
Во дворе молодая стройная женщина в черной косынке толкала перед собой инвалидное кресло. Вот она остановилась, развернула кресло к себе и начала что-то объяснять девочке, держащей в руках мягкую игрушку. Девочка бойко отвечала, иногда спорила с мамой, а потом вдруг рассмеялась. Улыбнулась и женщина. Девочка подбросила игрушку и поймала ее. Потом ухватила руками за обода колес и рванула прочь от матери, смеясь и оглядываясь. Женщина со смехом бросилась ее догонять, что-то кричала на ходу. Догнав дочь, она обняла ее, снова что-то сказала и покатила коляску к центру.
Симонов исподволь наблюдал за отцом и сыном. Андрей Аркадьевич почти ничем не выдал своих чувств, хотя уголки губ едва тронула теплая улыбка, а рука слегка сжала плечо сына. Саша же отреагировал живее. Его ресницы дрогнули, щеки слегка порозовели, а взгляд не отрывался от мамы и ее дочери. Скорее, от Марины, поправил себя доктор. Правильно, в его годы и я от таких ангелов не мог оторвать глаз. Девочка просто светилась каким-то внутренним светом, освещая и согревая вокруг себя пространство.
– Да, это ваши соседи, – подтвердил Симонов. – Надеюсь, вы подружитесь.
– Очень надо, – огрызнулся Саша, снова усаживаясь в кресло. На руку отца он, казалось, так и не обратил внимания.
– Ну-с, Александр Андреевич, обживайтесь, устраивайтесь, второй завтрак подадут через час. На сегодня все. Если захотите выйти погулять – дежурный врач проводит вас. Кстати, бежать не советую. У нас хорошо поставлена служба наблюдения и охраны. Вы можете самостоятельно ознакомиться с центром или в сопровождении дежурного врача. Все процедуры мы начнем завтра. Не смею вас больше задерживать. Андрей Аркадьевич, я жду вас в коридоре.
Когда за доктором закрылась дверь, Прокофьев подошел к сыну и присел рядом. Он много хотел сказать ему, но слова все, почему-то, куда-то исчезли. Он долго молчал, пока Саша, отодвинув в сторону мышку, не спросил:
– Ты чего?
– Да так, уходить тяжело, – признался отец.
– Тогда не уходи, – в голосе сына сквозило равнодушие, но глаза горели таким огоньком надежды, что мужчина едва не поддался искушению. Он тряхнул головой, отгоняя от себя предательские мысли.