– В этом нет необходимости, – уже более милостиво муркнул кот, смекнувший, что насильно заставлять охотиться на грызунов никто не станет. – У меня уже есть имя. Мне его родители дали. Дорофей Тимофеевич.
– Отчего ж вы перестали кушать сметанку, Дорофей Тимофеевич? – Ведьма ласково почесала кошаку подбородок, тот закатил голубые глаза и застыл, ласково урча. – Сметанка диво как хороша. В Гнилушках всегда такую хорошую сметанку делают, просто чудо.
Жрец Хренодерок Гонорий стоял там же, где его оставил голова, – на опушке леса. Все так же опирался он на дорожный посох, все так же весенний ветерок холодил старческое тело, забираясь под стеганую кацавейку, и трепал полы черной сутаны. Вынырнувший из-за деревьев Панас не заметил жреца. Быстро перебирая конечностям и заметно припадая на левую руку, он прополз к задумчиво наблюдавшему за ним жрецу и больно боднул старика в живот. Гонорий охнул и сложился пополам. Панас подпрыгнул от неожиданности, сделал в воздухе какой-то невообразимый кульбит, приземлился на копчик и тоже охнул.
– О, ваша светлость! А что вы здесь делаете? – задал неуместный вопрос голова, поднимаясь на ноги и потирая ушибленную часть тела.
Причем сначала он сделал это расцарапанной рукой, ойкнул и принялся баюкать еще и руку.
– Странный вопрос. Что я здесь делаю? – прохрипел жрец. – Пытаюсь распрямиться. Вот что.
– Вы уж извините меня. Я ж того… Не нарочно.
– Еще бы ты нарочно, – хмыкнул Гонорий.
– Может, помочь?
– Нет, спасибо, я уж как-нибудь сам. Еще сломаешь чего-нибудь. Вон ручищи-то, как у медведя.
Жрец с ахами и охами принял вертикальное положение, тяжело оперся на посох, пригладил растрепавшиеся волосы и нетерпеливо уставился на Панаса:
– Ну? Как оно все прошло?
– Да вроде ничего.
– Ничего хорошего? Кот не понравился, что ли? – удивился старец.
Зверь достался жрецу по счастливому случаю. Хренодерки никогда не были особо богатым приходом. Да что греха таить, бедный приход достался жрецу. Жертвовали преимущественно еду, денег сельчане зачастую и сами не видели. Но Гонорий никогда не был особенно привередлив в еде, требователен к одежде, да и семьи у жреца не было. Родители его умерли, оставив небольшое наследство, которое он в свое время пожертвовал на нужды храма, когда пришел проситься в жрецы. Подобные же коты из-за своей редкости стоили на вес золота. Причем для расплаты взвешивался не сам зверь, а лошадь, на которой его привезли. Поэтому счастливые обладатели животного, задумав его продать, арендовали самую крупную лошадь, какую только могли найти.