Шли годы, и мой творческий кризис разрастался вширь, ввысь и вглубь. И однажды я понял, в чем проблема. Это все из-за жёны! Надо что-то предпринять в ее отношении, и жизнь наладится.
Через два развода я понял: жёны тут ни при чем.
«Нью-Йорк! – осенило меня затем. – Это ты виноват! Да как можно работать в столь неуютной среде! Мне подавай теплое солнышко, блистающий морской простор, оливковые рощи и одиночество».
И я перебрался на остров Ибица. Снял трехсотлетний сельский дом на холме, с видом на Средиземное море. Там отсутствовало электричество, зато комнат было аж четыре и любая годилась на роль кабинета. Сперва я попробовал работать наверху, в красивых светлых залах. Увы, мне никак не удавалось сосредоточиться, слишком много времени я тратил на любование потрясающими видами. Тогда я перебрался вниз, где было сумрачно и сыро, а единственное крошечное оконце зарешечено на случай пиратского нападения. В этой темнице уже ничто не отвлекало меня, но и там я не смог работать – слишком уж сильно чадила керосиновая лампа.
Спустя какое-то время я нашел выход. И это был выход в буквальном смысле. Что меня заставляет вести противоестественный образ жизни, сиднем сидя в четырех стенах? И вот я на пляже… да только морока никуда не делась. Теперь мне досаждали палящее солнце и неуемный ветер, забивающий песком пишмашинку. Я попытался сочинять в тени дерева – оттуда меня прогнали мухи. Перебрался в кафе – там слишком шумели официанты.
Я отказался от красот Ибицы и переселился в Лондон, будучи убежден, что проблема моя коренится в отсутствии самодисциплины. А раз так, надо искусственными способами добиваться того, чем меня обделила природа. В произвольном порядке сейчас изложу несколько методов, которые мне удалось разработать.
Пребывая в творческом ступоре, я всеми правдами и неправдами уклоняюсь от писательской работы, – это понятно. Но чем меньше я пишу, тем меньше уверенности, что я вообще умею писать; по мере падения выработки усугубляется угнетенное состояние, и с каждым разом все страшнее приниматься за дело. Чем же разорвать этот порочный круг? Трудом, и только трудом, – такова жестокая правда. Если не хочу растерять литературные способности, я должен постоянно практиковаться в своем ремесле. Я обязан продуцировать непрерывный поток слов! Но как этого добиться в творческом кризисе?!