Не запомнил? Да нет, запомнил! Сейчас он был искренне уверен в этом.
– Вы племянница миссис Мюррет, – объявил он.
Она покачала головой:
– Нет, даже не племянница. Я всего лишь ее чтица.
– Чтица? Вы хотите сказать, что ее вообще интересуют книги?
Мисс Вайнер развеселило его удивление.
– О нет, конечно! Но я писала для нее письма, вела книгу гостей, выгуливала собак и выполняла всякие другие скучные обязанности.
– Это просто ужасно! – проворчал Дарроу.
– Да, но не так ужасно, как быть ее племянницей.
– Охотно верю. Рад слышать, – добавил он, – что вы говорите обо всем этом в прошедшем времени.
Она как будто немного приуныла при упоминании об этом, но потом вызывающе вздернула подбородок:
– Да. Между нами все кончено. Мы только что расстались в слезах – но не молча!
– Только что? Уж не хотите ли вы сказать, что все это время были там?
– С тех пор, как вы приезжали, чтобы увидеть леди Ульрику? Вам кажется, это было ужасно давно?
Неожиданность выпада, как и его некоторая бестактность, убавила удовольствие от ее щебета. Она действительно начала нравиться ему: благодаря откровенному одобрению в ее глазах он вновь привычно стал ощущать себя привлекательным молодым человеком со всеми преимуществами такого состояния, а не безымянным ничтожеством, каким чувствовал себя в толпе на пристани. Досадно, что именно в этот момент последовало напоминание: естественность не всегда идет рука об руку с тактом.
Она как будто догадалась о его мыслях.
– Вам не понравились мои слова о том, что вы приходили ради леди Ульрики? – спросила она, наклоняясь над столом, чтобы налить себе вторую чашку чая.
Быстрота ее реакции ему по меньшей мере понравилась.
– Это лучше, – засмеялся он, – чем если бы вы думали, что я приходил ради миссис Мюррет!
– У нас и мысли не возникало, что кто-нибудь приходит ради миссис Мюррет! Всегда это было ради чего-то еще: ради музыки, или ради обеда, когда приглашали хорошего повара, или ради других людей – обычно кого-то одного из других людей.
– Понимаю.
Она забавлялась, и это при его теперешнем настроении было важнее для него, чем то, насколько она тактична. А еще странно было неожиданно узнать, что смутный гобелен, служивший фоном миссис Мюррет, был меж тем живым и имел глаза. И сейчас, когда пара тех глаз смотрела в его глаза, он ощутил, что наблюдающий и наблюдаемая странным образом переменились ролями.