– То есть как? – спросил Костя.
– Очень просто. Моя незабвенная мамочка в далеком шестьдесят восьмом году училась в ростовском лесотехническом институте, где мой папочка читал свою ботанику. Много позже я побывал в Ростове и обнаружил в архиве этого института ведомость, где напротив предмета «ботаника», после имени и фамилии моей матери, стоит краткое слово «зачет», далее число и размашистая подпись моего папаши. Причем вторую гласную в слове «зачет» можно читать и как «е» и как «а». Я не удержался и дописал в эту графу свое имя. Получилось: Анастасия Оболенская, ботаника, двадцать восьмое, сентября шестьдесят восьмого года, зачат Родион Оболенский, точка. И подпись: Профессор, Никадим Плотников – мой папашка значит. Вот так вот, Костя, и появился на свет ваш покорный слуга. Мамина «зачатная», пардон, зачетная книжка послужила мне пропуском в этот мир, пусть не самый совершенный, но самый забавный!
Тут Родик допустил ошибку. Слово «пропуск» подействовал на Пузырькова как щелочек пальцев гипнотизера на человека пребывающего в гипнотическом трансе. Пузырьков неожиданно вспомнил для чего он приставлен к своему тринадцатому плацкартному вагону.
– А билет? – выпалил он и его рука рефлекторно потянулась к лежащему на столике компостеру.
– Что, билет? – Родик как ни в чем небывало посмотрел на проводника. – Какой билет?
– Как, какой билет? – Костя взял со стола компостер и ехидно помахал ими перед лицом Родика. – Такой билет! Твой билет! Подтверждающий твое право на проезд в моем вагоне!
– Ах, билееет! – Родион улыбнулся и стал хлопать себя по нагрудным карманам рубашки, бросая по сторонам взгляды, словно его билет лежит где-то на видном месте. – Сейчас, мастер, все будет! Что я не понимаю, что ли? У тебя своя служба, у меня… – взгляд Родика вдруг остановился на собственных носках. – Фиуууу! – присвистнул он. – Вот это да! – Родик протянул руку и потрогал большой палец правой ноги кончик которого проглядывал в самую что ни на есть банальную дырку.
Глава третья
В которой на том самом блюдечко с голубой каемочкой, купюры превращаются в оберточную бумагу, а рубли и доллары в лунные камушки
И тут Родион Оболенский произнес просто монументальную фразу, можно сказать – квинтэссенцию житейской мудрости закоренелого холостяка:
– В жизни каждого мужчины наступает время когда чистые носки проще купить, чем постирать!