– Да, ты храпишь, – подтвердил Владимир.
Образ Сони, лежащей на диване со слегка приоткрытым ртом, выдувающей рулады, тут же встал перед его глазами. И эта Соня, сидящая напротив, красивая, до неприличия красивая, превратилась в ту Соню – храпящую, искреннюю, уставшую, голодную, пьяную, не пойми зачем оказавшуюся рядом с ним.
Владимир рассматривал складки балдахина, думая о том, что знает о Соне и что его связывает с женщиной, ради которой он лишил себя спокойной, размеренной жизни с Александрой, подходившей ему во всем. До такой степени, что Владимир иногда думал, что живет с самим собой, только в женском обличии. Нет, неправильно – Александра была такой, как ему нужно, как ему хотелось. И он знал, как его жизнь с ней сложится дальше. Поминутно. И вдруг появилась Соня – женщина, с которой невозможно было ни разговаривать, ни жить. С которой не знаешь, что произойдет в следующий момент. С которой он каждый день оказывался на серпантине.
Надо признать, что Соня не была уж совсем дурочкой. Да, она не блистала умом, но судьба и природа, наградившие ее красотой и обделившие мозгами, дали ей в виде бонуса легкость, непоколебимый оптимизм и счастливую судьбу. Она могла и пальцем не пошевелить, а звезды складывались удачно – помимо ее воли. Иначе как объяснить тот факт, что Соня, мечтавшая стать актрисой, провалилась, поступая в театральное училище, но сумела окончить институт по маловнятной специальности и получить работу секретаря в крупной компании. С точки зрения Владимира, Соня не то что секретарем, уборщицей бы не могла работать. Но нет: и работа была, и деньги, и без интима.
Соня относилась к счастливой безвозрастной породе женщин, которые в тридцать выглядят на двадцать три, в тридцать семь – на тридцать, а в сорок – все равно на тридцать, но уже только со спины. В пятьдесят им опять двадцать три, опять же если смотреть со спины, а если с лица – то непонятно. У них появляются морщины, что можно отнести на счет излишнего увлечения ультрафиолетом, но взгляд остается детским – в нем нет ни мудрости, ни опыта, ни грусти, ничего. Такие вечно детские глазенки, в которых можно прочитать все, о чем она думает и что чувствует. Вот сейчас немного подумает и рассердится, а уже в следующий момент расплачется. Но если она радовалась, то глаза светились таким неподдельным восторгом, который уже даже пятилетние дети растеряли.