Ученые приблизились к солдату. Профессор Майер присел на корточки и спросил громко, с расстановкой:
– Вы меня слышите?.. Расскажите, что здесь произошло. Я хочу вам помочь.
Эсэсовец медленно поднял голову, и профессор увидел его глаза, блестевшие в странном непонятном возбуждении: зрачки залили чернотой почти всю радужную оболочку. Такой взгляд ученый встречал и раньше – у людей после неудачного сеанса гипноза. Но в глазах этого человека поселился животный страх.
– Она живая… живая, – бесцветным голосом ответил солдат, с опаской покосившись на саркофаг. – И вы ничем мне не поможете… и себе тоже. Она всех нас сожрет.
– Что вы имеете в виду? Кто желает нас… съесть?
Солдат горько усмехнулся.
– Тварь, которую вы раскопали… Она разговаривала со мной и Гюнтером.
– Как рептилия могла с вами разговаривать, если она заморожена? Она неживая, понимаете?
– Зачем же вы ее тут держите?
Вопрос смутил профессора. А охранник продолжил:
– Я не знаю… Оно было в моей голове. Эти звуки… Я думал, что спятил… А может и действительно свихнулся, но не заметил этого…. Почему я не верил Зуфферту? Почему? Ведь он меня предупреждал, предупреждал…
– Вы помните, что с вами произошло дальше?
– Не помню… – Охранник будто прятал взгляд. – Я слышал только голос этой твари.
– Голос?..
– Да.
– Вы и сейчас слышите этот голос?
– Нет. Он умолк. Не знаю, почему и каким образом, но умолк. Может быть навсегда, а может, и нет. Не знаю. Мне страшно…
– Вы помните свое имя? Как долго вы здесь находились?
Солдат затравленно посмотрел на Майера, попытался что-то вспомнить, словно искал в глазах профессора подсказку.
– Я… не помню, – обреченно выдавил он и совсем сник, снова опустив голову.
Профессор поднялся и подошел к коменданту.
– Думаю, здесь все ясно, господин комендант. У вашего солдата явное психосоматическое расстройство.
– Что? – не понял Штольц.
– Самовнушение, – деловым тоном сказал Майер и, вспомнив учебник по психиатрии, добавил: – Плюс аменция.
Штольц нахмурился. Мудреное слово профессора было ему незнакомо и потому вызвало раздражение. Посчитай штандартенфюрера кто-либо неучем, могла пострадать его репутация всезнающего человека. А она была особым даром людей его должности, престиж которой следовало поддерживать. Но в бункере кроме него, ученых и проштрафившегося охранника никого не было.