– Где мне найти Хмулевича? – спросил я толстяка в очках, курившего возле дверей.
– А вот он, – кивнул толстяк, указав на крысинолицего.
– Он? – не поверил я.
– Он самый и есть, – подтвердил толстяк. – Не сомневайтесь.
Я подошел к кожаной команде.
– Вы Хмулевич?
– Да, – почему-то испугался крысинолицый и отступил на шаг.
Я представился.
– А-а, – глаза его забегали. – Очень приятно.
– Что? Новый автор? – усмехнулся, кивнув в мою сторону, заросший бугай в такой же черной коже, как и Хмулевич. – Ну-ну…
Это ж надо, чтоб самая противная харя, оказалась именно той харей, которая решила издать мой роман!..
Но семя недоверия крепко засело в моем сознании и, как оказалось, не напрасно.
Проклятый Хмулевич вдруг пропал, на телефонные звонки отвечал развратно-пьяный женский голос, требуя не звонить и обещая, что, когда понадобится, меня найдут…
Никто мне, конечно, так и не позвонил.
Когда моя куртка протерлась до подкладки, когда женщины стали покупать мне брюки, а пустые бутылки так упали в цене, что собирать их уже не имело смысла, я позвонил своему другу Гришане.
– Гришаня, друг! – сказал я. – Костлявая рука голода уже протянулась к моему горлу.
– Так иди работать, – посоветовал Гришаня.
– Куда?., куда я пойду работать, Гришаня? – возразил я. – Я же ничего не умею, хотя и способен на все… и потом, ведь я – гений, а где, позволь тебя спросить, ты видел хотя бы одного работающего гения?!
– Работай на меня, – сказал Гришаня. – Мне как раз нужны сумасшедшие.
– Но я же не сумасшедший, Гришаня!.. Я не больной, которому нужны утка, клистир и огромные санитары… Я не сумасшедший!.. Я просто хочу слушать пение птиц, встречать восход солнца, вдыхать ароматы трав и бродить по ночным улицам… И еще я хочу пить ключевую воду и обнимать землю, как женщину… И за это ты считаешь меня сумасшедшим? – обиделся я.
– Конечно! – ответил он.
Гришаня обитал в подвале без окон – солнечный свет никогда не проникал под его своды, длинная сырая лестница вела вниз и вглубь, со стен и потолка лохмотьями свисала потрескавшаяся штукатурка, под потолком качались ржавые лампы…
– Как же ты тут работаешь? – спросил я.
– А я и не работаю, – ответил Гришаня.
– Как же так, Гриня! Ведь никто не поверит, что ты каждый день по восемь часов просиживаешь в этой норе!..
– Никто и не верит, потому я здесь и сижу.