К варягам в Ладоге относились неоднозначно. Из их числа вышли многие жившие здесь искусные ремесленники (про кузнеца Бершу Варяга с дедовских времен рассказывали предания) и богатые торговые гости, но из них были и безжалостные грабители и убийцы, уничтожавшие все плоды трудов. Считалось, что с варягами выгодно иметь дело, но до конца им не доверяли и относились настороженно. Даже те, кто осел здесь насовсем и стал своим, как Вологор, муж Милорадиной сестры Велерады, порой испытывали на себе это предубеждение. Потомков заморских пришельцев во втором и третьем поколении еще в сердцах иногда именовали «варягами» – несмотря на то что большинство из них принадлежало к лучшим родам. Ну а в дальних полуденных землях «варягами» считали всех ладожан скопом.
Отцом Милорады и дедом Велемилы тоже был варяг Синеберн, и его внучка никого не боялась. Ей было приятно знать, что Стеня предпочитает ехать с ней в холод и слякоть ранней зимы, чем с Держанкой и Вереськой сидеть в натопленной избе и играть в «перстенек».
Сухим путем от Ладоги до Вал-города было ровно полтора дневных перехода. Переправившись за Волхов, следовало двигаться через леса на восток, а затем по берегу Сяси до порогов. Водный путь гораздо длиннее; он проходит по Нево-озеру, а оно, известное своим бурным норовом, среди местной чуди считалось входом в саму Бездну. С большим количеством людей или груза предпочитали все же реку, но маленьким отрядом можно было пробраться и через лес. Дочери Домагость выделил лошадь, но большинство дружины отправилось пешком. Несколько раз приходилось останавливаться, браться за топоры и мостить гати, но в целом за первый день прошли больше половины пути и заночевали в маленькой полусловенской-получудинской веси. Называлась она Негодяева Лужа, в честь деда нынешнего хозяина, носившего обережное имя Негодяй и первым поставившим избу на сухом островке среди болот. Поскольку в поход вышло всего человек двадцать, всех разместили под крышами (предложив обе бани и клети). На пол постелили еловые лапы, сверху кошмы и шкуры, другими шкурами накрылись – печка топится, дымно, зато тепло. После целого дня в лесу, то под моросящим дождем, то под мелким снегом, промокшие и продрогшие люди жались к печке, обвесив ее со всех сторон мокрыми вещами и обувью, кашляли от дыма и утешали друг друга пословицей: дымной горести не терпев, тепла не видать!