– Измаил!
– Что?
– Смотри, в газете пишут, что в округе бродят бешеные собаки.
– Бродят. Говорят, пару детей покусали. А позавчера вахтера у нас на заводе.
– Так, и что теперь будет, Измаил?
– Как – что будет? Укушенных отправляют в Стамбул. Только там есть больница, где лечат бешенство.
– А кто-то уже заболел?
– Конечно!
– Надо наказать владельцев бешеных собак…
– Какие такие владельцы могут быть у бешеных собак, а, братец?
– Вот черт побери… Давай завтра проведем собрание, Измаил.
И я рассказал ему, что случилось.
– Вот так, Измаил…
Измаил повторил: «Вот так», – а затем сказал:
– Это пес тех табачников. Мы с Зией много раз пили кофе под тем платаном. Я завтра схожу туда.
Пес, должно быть, там. Если пес бешеный, то он бы до тебя покусал кого-то из них. И табачники бы давно его прикончили.
– А почему он не мог первым укусить меня, а не кого-то до меня? Почему он не может с меня начать кусаться?
– Может. Но зачем думать о самом плохом из возможного, а, братец?
Собрание вновь провели в доме у Хюсню. Дом на каменном фундаменте, некрашеный, деревянный, наверху две крохотные комнаты. На окнах – решетчатые ставни. Как всегда, гости, сняв обувь в вымощенном камнем внутреннем дворике, при свете маленькой керосиновой лампы проходят в комнату слева от входа. Я всякий раз поражаюсь чистоте этих седиров,[15] покрытых батистовыми чехлами! Сосновые доски пола, побелевшие, как смола, оттого что их неустанно моют, трут и скоблят, еще не просохли. Пахнет мокрым полом, туалетным мылом – кажется, такое мыло с запахом лаванды производят в Эдирне. В соседней комнате плачет шестимесячная дочь Хюсню. Собрание открыл Хюсню. Я рассказал о случившемся. Слово взял Измаил:
– Я ходил к табачникам, они говорят, пса задавил автобус.
Хюсню, как всегда, небрежно выбритый, но, как всегда, в чистой фланелевой рубахе, спросил:
– Когда задавил?
– Этим утром.
– Откуда известно, что задавил? Может, мерзавцы просто боятся, что их заставят платить штраф, боятся неприятностей. Может, они просто врут.
– Ты хочешь сказать, что собака была бешеной?
Хюсню, сделав вид, что не замечает глаз сидевшего напротив него Ахмеда, повернулся к Измаилу:
– Может быть… Ты, когда говорил с ними, сказал, что их собака укусила Ахмеда?
– Ты спятил, братец?
Молодка в белом платке, как всегда, внесла кофе. Когда она наклонялась, ее полные молока груди туго натягивали ткань свободного платья. Все присутствующие с восторженным уважением смотрели на нее.