Два человека успели заползти под днище боевой планетарной машины, прежде чем Смещение сорвало пласт снега.
Сейчас они лежали в тесном пространстве, едва живые после полученных ранений. Один дышал сипло, надрывно, его губы обметала кровавая пена, на груди расползлось темно-красное пятно, у второго разрядом из лазерного излучателя отхватило правую ногу чуть ниже колена, но руки еще повиновались, сознание упрямо держалось, хотя внутри стыл холод, более лютый, чем крепчающий мороз наступившей ночи.
Сегодня погибли все, с кем он был связан незримыми узами, кого еще мог любить в глубине очерствевшей души.
Все, кроме ненавистного братца, – вот он скорчился рядом, надсадно дышит, булькает кровью.
– Держись… Не вздумай умирать, братишка… – Его пальцы на ощупь нашли аварийный люк, расположенный в днище БПМ.
Обрубок ноги пылал болью и слабо кровоточил – лазер прижег рану, обуглил плоть.
Пару дней назад он крепко стоял на своей земле, знал, что не отдаст никому ни пяди, а вон как вышло, – хрипя от натуги, Казимир продернул прихваченный морозом рычажный механизм, открывая доступ в заиндевелое нутро планетарной машины.
Ненависть сжимала сердце, не позволяя поддаться холоду и отчаянию. А как хотелось затихнуть в изнеможении, утонуть в боли, чтобы все закончилось быстро, – здесь и сейчас.
«Держись, братишка…» – Он боком подполз к открытому люку, в надрывном усилии приподнял огрузневшее тело Урмана, кое-как впихнул его внутрь, минуту или две лежал на примятом, подтаявшем от крови снегу, силясь унять бешеные удары сердца.
Жить калекой, потеряв всех, – не лучший выбор, но иного ответа не нашлось – ни в душе, ни в рассудке, нигде.
Он отдышался, подтянулся на руках, по сумеречному десантному отсеку дополз до кабины управления, со стоном привстал, перевалился через подлокотник кресла.
Устройство чужих еще работало, и двигатель БПМ завелся от первого прикосновения к сенсору пуска.
Мягко осветились дисплеи. Экран внешнего обзора показывал лишь спрессованный снег, но ничего, выдюжим. Можно и калекой. Это была уже не стойкость духа, а черный, поглощающий рассудок омут, в котором потонула прошлая жизнь.
Рука коснулась сочетания текстоглифов. Взвизгнув промерзшим приводом, закрылся люк в днище. Боевая машина вздрогнула, качнулась на подвеске, три пары ведущих колес вгрызлись в кровавый наст, мощный лобовой скат брони продавил рыхлый сугроб.