– Что это?
– Где?
– Что ты сейчас скинул?
– Я? Ничего!
Володя подошел к траве, провел по ней концом «демократизатора» и нашел искомое. Поднял коробок, заглянул внутрь. Сухая перекрученная марихуана.
– Опа.
– Это не мое, – буркнул Пляскин. – Даже не думай пришить мне это, понял?
– Это его! – взревел потерпевший праведным гневом, опираясь на Маржанова, чтобы не упасть. – Не слушайте, это его! Они перед моим домом каждый день траву курят! Достали, людям жить не дают, е… ть меня тапком!
– Ты на себя посмотри, синебот! – взорвался прикованный к машине парень.
– Не мое это! – упирался Пляскин. Он успел прийти в себя, осмелеть и недобро прищурился, буравя глазками Володю. – Подкинуть решил? Чтоб чисто мне подгадить, да?
– Пасть закрыл, – процедил Володя. – В машину пошел.
– Не пойду.
Володя не выдержал. Быстро просунув дубинку под его руку, с помощью резиновой палки вывернул ему руку. Пляскин ойкнул. Володя схватил его и, согнув, поволок к машине.
– Гулнар, тащи этого!
Задержанных они усадили в задний отсек, пьяного потерпевшего не без труда затолкали на заднее сиденье. Мужик скатился на пол и стукнулся лбом о дверцу.
– Е… ть меня тапком, – простонал он, икая.
Когда машина отъехала, Володя связался по рации с дежуркой.
– Чашкан, это 18—й, везем пассажиров. Драка. Плюс у одного коробок с наркотическим средством растительного происхождения.
Маржанов, глянув в зеркало заднего вида, увидел, что Пляскин через решетку яростно пялится на Володю.
– Вован, а ты что, знаешь того придурка? – Маржанов кивнул назад.
– Пересекались пару раз, – нехотя отозвался Володя и отвернулся к окну.
Герасимовская была не в двух, а трех кварталах от «Гамаюна», но точный адрес Буров и Муртазин узнали по рации у помдежа. Это был спрятанный в тени деревьев побеленный домик с синими ставнями, чистый и аккуратный. Около калитки – почтовый ящик и звонок. Почему-то Буров был уверен, что им никто не откроет, но после нескольких звонков из веранды дома показалась низкорослая, метра полтора, и худенькая пожилая армянка.
– Кто?
– Полиция, – крикнул Буров.
– Вам кого?
– Ваш сын дома? Марсель?
Авакян, кряхтя, подошла к калитке, открыла, настороженно взглянула сначала на Бурова, затем на Муртазина. Муртазин ей чем-то не понравился – она нахмурилась и повернулась к Бурову. Опер показал ей удостоверение и повторил: