Минуты складывались в десятки, те в часы, начинало заметно
холодать, а моя тактика не приносила плодов. Как бы я не старался,
стуча по деревьям, как бы осторожно не двигался, но видимо до
африканского охотника мне было далеко. И вот, о чудо, мне повезло,
на тропинке появился кабан. Радость моя быстро сошла на «нет»,
когда я осознал, что зверь матер, опасен, и весит килограмм под
сто, а то и больше. Моя хлипкая ловушка явно не могла остановить
дикий антрекот, а он, не особо опасаясь, уверенно трусил по
тропинке, по одним ему известным поросячьим делам.
В голове начали сменяться шальные мысли, и каждую из них я
отметал, за очевидной абсурдностью и банальной опасностью быть
растерзанным диким зверем. Напасть на хряка с голыми руками я не
мог, средств для того чтобы убить, или хотя бы оглушить здоровяка,
у меня тоже не было, а в это время сто килограмм отбивных и бекона,
сурово похрюкивая, продолжали свое движение, направляясь к
ловушке.
В отчаянии я сжал кулаки, и вдруг случилось чудо. Другим словом
я то, что произошло в лесу, описать не могу. Когда дикая свинья
поравнялась с ловушкой, та вдруг будто ожила, и рванувшая к
животному петля, проскользнув под передними копытами, обвила
туловище зверя. Тонкая осинка, которая и себя-то держала с трудом,
вдруг распрямилась и с необычайной мощью дернула. Массивная туша
зверя взметнулась в воздух, свин взвыл по своему, судорожно
замельтешили в воздухе острые копытца, после чего произошло
чудовищное падение на землю, да такое, что отдачу от него
почувствовал и я, скрывшийся в кустах метрах в десяти от самой
тропы. От такого поворота событий я потерял дар речи, а осинка и
тонкая петля продолжали свою страшную работу. Раз за разом ловушка
вздымалась, чудом оставаясь целой, и каждый раз зверь ударялся о
землю, производя невыносимые звуки. Более чудовищного вида охоты я
на своем веку еще не видел. Ловушка забивала животное до смерти.
Вдруг стоявшее рядом дерево, на вид вполне здоровое, вдруг
затрещало и все своей массой обрушилось на мою добычу. Выставленные
вперед, будто руки, острые ветви вспороли толстую шкуру, а
поступательное движение ствола вырвало из мертвой свиньи огромный
кусок мяса. Я опустил взгляд и снова оторопел. Вокруг моих сжатых
кулаков витало темное, пульсирующее марево. Обволакивая кисти, на
манер перчаток, оно постоянно двигалось, будто речной поток в
рамках одной взятой ладони. Как только представление на поляне
окончательно завершилось, черное марево вдруг истончилось, потеряло
объем и растаяло подобно дыму.