У отца не было трудного детства. Он вырос в благополучной, вполне обеспеченной семье. У него были отличные друзья, его любила такая шикарная женщина, как мама. Почему тогда? Почему ему – его сыну – всегда казалось, когда он смотрел на отца, что тот постоянно чего-то боится? Или ждет чего-то плохого? Может, он заранее, за много-много лет предвидел, что в его жизни случится ужасная трагедия? Может, предвидел и каждый день ждал исполнения страшного приговора?
Эту черту он в отце ненавидел. Особенно, когда тот вздрагивал от громких звуков. Вздрагивал и морщился. Хотелось напрямую спросить: «Пап, ты трус?» Но отец не был трусом, он это точно знал. Он однажды врукопашную справился с тремя хулиганами, вооруженными битами, возжелавшими отобрать у него кошелек и мобильник.
Отец не был трусом, но и счастливым не выглядел тоже. Хотя почему, казалось бы, да? У него все было для счастья. Доля в преуспевающем бизнесе, красивая и умная жена. Хороший сын, не огорчивший по-крупному своих родителей ни разу. Большая квартира в престижном районе. Дом, в который планировалось переселиться как раз после Рождества.
Все же есть! Казалось, живи и радуйся! Почему тогда хотя бы изредка не светились беззаботностью его глаза? Той самой беззаботностью, которую дарует ощущение безграничного счастья…
– Вы просто обомлеете от такой красоты! – пообещал он снова и покивал головой.
– Только не вздумай проболтаться, – поморщилась мама, раскладывая по тарелкам вязкую рисовую кашу. – Ты можешь!
– Не-а, не проболтаюсь. – Отец взял ложку, погрузил ее в вязкую массу на своей тарелке и осторожно перемешал. – Алина, гм-мм… Кашка-то, кажется, не удалась.
– И что? – спокойно отреагировала мама, залезая своей ложкой в горку каши. – Все равно это лучше, чем бутерброды. Ешьте.
Отец глянул на нее, согласно кивнул и сунул в рот комок слипшегося в молоке риса.
– Мам, можно я не буду это есть?
Кирилл отодвинул тарелку, посмотрел на мать – обидится, нет?
– А что ты хочешь? – спокойно отреагировала она.
Отвела с лица за ухо выпавшую из прически прядь волос. Улыбнулась почему-то грустно, тронула его за щеку.
– Не знаю, – он пожал плечами. – Там сырки были творожные. Можно? И кофе?
– Можно, – согласилась мама со вздохом, опустила ложку в свою порцию, с трудом перемешала. – Честно? Мне и самой не нравится. Но ведь надо это есть, говорят, полезно. Никудышная я у вас хозяйка.