— Чего нос свой суёшь, куда не следует? — огрызнулся уже осмысленней, словно протрезвел слегка. — Кто тебя просит?
— Да тебя, беспутного, одного оставь, так ты дел натворишь, — младший отряхнул ладони, словно замарался. — Чего к княжне попёрся? Неужто силой хотел взять?
— Не хотел, — Чаян посмотрел на неё хитровато: почувствовал! Почувствовал, что уже начала она поддаваться — на волосок, может, но всё же. Глянул — и снова серьёзным стал. — Я не Гроздан. Я обещание давал.
Он опять разгладил рубаху и пошёл прочь, всё ещё слегка покачиваясь. Леден проводил его взглядом и вновь к Елице повернулся.
— Стало быть, скрывали от меня всё ж. Так и думал, что паскуда эта зуличанская не удержится.
— Что было, то прошло, Леден, — Елица улыбнулась горько. — И хорошо, что так. Что хуже не обернулось.
Княжич опустил голову и посмотрел исподлобья. Сжал пальцами пояс свой знатный — да так сильно, что костяшки побелели.
— Трудно с тобой, Елица, — он отступил на шаг, словно стену между ними выстраивал. — Головы дуришь похлеще мёда. Чаян ведь не такой. Никогда даже по пьяни против воли девиц под подолы к ним не лазил. А с тобой…
— Тебе чего бояться? — усмехнулась она, сжимая у шеи концы платка, который на плечи снова накинула.
— Нечего, верно, — бросил княжич и ушёл тут же вслед за пропавшим уже из вида братом.
Елица выдохнула, показалось, первый раз за всё то время, что он смотрел на неё. Ещё долго стояла она в сенях, не в силах отойти от стены, к которой спиной прижалась, словно к опоре единственной. Страшно, признаться, становилось. От силы страсти, которая толкала нынче Чаяна накинуться на неё. От нарочитого холода Ледена, что, как будто, слегка отступив, с каждым днём теперь становился всё более лютым.
Но понемногу успокоилось внутри смятение, что подняли, словно муть с илистого дна, братья Светоярычи. И доколе они будут терзать её: вниманием своим и недомолвками? Стало быть, точно решил Чаян жениться — как бы вразумить его теперь? И как понять, где верный путь? Может, и правда — под защитой его? Ведь не зверь, не чудовище, каким воображение его рисовало до встречи. Уж лучше Гроздана — а тот, может, ещё и не оступится, вновь за своё примется, как рану залечит.
Лился запах расцветшей липы в сени, успокаивал, словно отвар горячий, который перед сном пьют. Елица наконец вернулась в избу, дождавшись, как стихнут совсем голоса кметей, что в соседних избах на ночлег устроились. Скоро вернулась Вея — и по виду её сразу поняла, что случилось что-то. Села напротив за стол, посмотрела спокойно и внимательно.