Князь хлопнул в ладоши, но Ольга схватила ближайший трехсвечник, очертила светлый полукруг между темнотой, из которой должен был показаться кто-то из слуг, и киевскими гостями, сказала отважно и словно бы с вызовом:
– Я провожу!
– Негоже, сестра, – заметила Евфимия, которая, наверное, давно уже привыкла к положению княгини и была здесь, в этом недостроенном, одиноком пристанище Юрия, хозяйкой.
– А почему? – удивилась Ольга. – Княже, разве в этом есть что-нибудь плохое?
Юрий с улыбкой махнул рукой неведомо кому: то ли дочери своей, то ли слугам, которые должны были появиться, а может, и стояли здесь в неосвещенном углу гридницы.
– Пошли, – позвала княжна Дулеба и Иваницу и пошла впереди, гибкая и юркая, в белом одеянии, легко и умело неся тяжелый трехсвечник.
– Может, я понесу? – вырвался вперед Иваница. – А то ведь тяжело…
– Сама сумею. Ты очень неуклюж для свечей. Дохнешь и погасишь.
Иваница отстал, пристыженный и растерянный, потому что ему впервые в жизни пришлось разговаривать с княжной.
– Вот уж! – огорченно вздохнул он.
– Ты правда лекарь? – спросила Ольга Дулеба.
– Лекарь.
– Из Киева?
– Из Киева.
– И приехал, чтобы исцелить моего брата?
Конец ознакомительного фрагмента.