Но если бы несчастья ограничились только этим! В конце концов, жалование Владимира Николаевича и хозяйственные таланты Варвары Александровны позволяли надеяться, что положение выправится. Несколько лет разумной экономии, и пока Сашенька вырастет, снова можно скопить, пусть не на самое богатое в Европе, но все-таки на приданное. Не сбылось. Заболел Владимир Николаевич, и, прежде чем врачи распознали дифтерит, слегла, заразившись, ухаживавшая за ним супруга.
Перепуганная тетушка Магдалена, которая забрала Сашеньку к себе в первый же день болезни ее отца, буквально рвалась на части, пытаясь и ухаживать за больными и уберечь от инфекции оставшуюся на ее попечении девочку. Сашеньку она уберегла, а вот родителей ее спасти ни она, ни врачи, не сумели.
На лечение, а потом на похороны, ушли все деньги, какие оставались в доме и пособие, полученное от почтового ведомства. Казенный дом следовало освободить – десятилетняя девочка осталась одна, без средств, без крыши над головой. К счастью, тетушка Магдалена действительно оказалась настоящим другом семьи. Она спасла Сашеньку от приюта, взяв ее в свой дом и оформив опекунство. Ни разу, за прошедшие девять лет, не пожалела панна Домбрович об этом решении. Шестидесятисемилетняя старая дева – маленького роста, хрупкая, несколько пугливая, склонная к философским размышлениям и длинным монологам, жила со своей воспитанницей душа в душу.
А Сашенька, из милого ребенка, к девятнадцати годам превратилась в не менее милую, доброжелательную девушку. Может она была слишком порывистой и быстрой в движениях, но это считалось бы недостатком, вращайся она в светском обществе. Высокий рост, худобу, темные волосы и глаза там тоже поставили бы ей в упрек – в моде были пышные голубоглазые блондинки с плавными движениями. В доме же панны Магдалены, все считали ее очень хорошенькой.
Да Сашенька и была хорошенькой, как всякая здоровая девятнадцатилетняя девушка. Немодные, темно-русые волосы, она заплетала в аккуратную косу, заботясь не столько о красоте, сколько о собственном удобстве. Но при этом, слегка вьющиеся прядки, выбивающиеся на висках, так изящно обрамляли ее лицо, что даже если бы девушка провела перед зеркалом, занимаясь своей прической, не пять минут, а долгие часы, результат не мог бы быть лучше.