Она не сразу осознала, что кричит.
Из зеркала на неё глядело обезображенное лицо с выжженными ямами пустых глазниц, испепеленным носом и обуглившимся, широко распахнутым ртом.
Её лицо.
Вещица была допотопной, с небольшим экраном на исцарапанной пластикатовой крышке. Грига Маддокс открыла шкатулку. Низкий, протяжный голос. Незнакомая, слегка заунывная мелодия почему-то успокаивала. Аира Лужны расслабилась в кресле, сняла заколку с волос, тряхнула головой – волосы у биологини были что надо, на зависть Григе. Макс Шторх, который до этого сосредоточенно изучал сплетение химических структур, формул и графиков трёхмерного мастер-планшета, развернулся к Аире, вопросительно изогнул бровь:
– На каком языке песня?
– А что, в химакадемии русского уже не преподают? – удивилась Аира.
Шторх уязвлённо скривился:
– Не похоже на русский.
– Не похоже на тот русский, которому тебя там учили. – Она взяла шкатулку из рук Григи. – Я под эту песню засыпала каждый вечер, пока… Мать и отца накрыло первым ракетным ковром. Меня отдали в детдом на Галатею. – Аира погладила шкатулку.
На старом экране, покрытом паутиной мелких трещин, мать укачивала ребёнка.
Грига спросила:
– О чём она поёт?
– Это колыбельная. О том, что не стоит поддаваться страхам. Нужно постараться заснуть, иначе придёт…
– Волк, да? Канис люпус, самый крупный представитель семейства Канид… – Дирк Ван Леувен, проверявший загрузку второй сотни биотестеров, оторвался от дисплея и осклабился, глядя на Шторха. – Мой русский оставляет желать лучшего, но, в отличие от некоторых, я кое-что разобрал. Мамаша рекомендует ребёнку не лежать на краю постели, иначе волчище припрётся, ухватит за бок и утащит в тёмный лес. Это, как я понимаю, – киднэппинг, а потом, по логике – шантаж с выкупом…
– Идиот. – Аира захлопнула шкатулку, оборвав песню.
Проблема возникла не в одночасье.
Во мраке и холоде химической кибер-лаборатории, в непостижимом сплетении тысяч линий шлангов, в зубодробительном, но предельно организованном нагромождении десятков тысяч блок-синтезаторов с миллионами микрокамер, в педантичном мире химического синтеза не сработал затвор пистонного питателя размером в пару миллиметров.
Ядовито-зелёная на свету, а в темноте лаборатории чёрная короста местного мха-паразита, которая медленно, день за днём обволакивала лабораторию, нашла микроскопическую щель в блок-синтезаторе номер 32 518, проникла внутрь и заклинила затвор. Короста немедленно увяла при контакте с химикатом-окислителем, но при этом затвердела и раздалась, ещё больше увеличив зазор пистона.