«Таможня! – Аббат выделил самое рискованное для судна место. – Инквизиция и суд».
Таможня уже не годилась. Амбруаз Беро мог откупиться от любого чиновника. Случись крупная проблема, он просто бросил бы груз на произвол судьбы. Прибыть в Париж в срок было для него стократ важнее. Оставались только две структуры, имеющие возможность задержать спешащего человека на неопределенный срок: суды, церковный и мирской.
– Вызови ко мне Охотника, – распорядился Аббат.
Известие о том, что муж ушел из департамента пороха и селитр, поэтому теперь им придется выехать из квартиры в арсенале, совершенно потрясло Марию-Анну.
– Это как раз то, о чем говорил твой отец, – напомнил ей Антуан. – Нас начали выжимать из табачного и порохового дела.
Она тряхнула головой и спросила:
– Так быстро?
Муж развел руками.
– А чего им тянуть. Каждый день правления – это немалые деньги.
Ее охватило негодование.
– Но ты – Лавуазье! Тебя нельзя просто выбросить на свалку!
– Можно. – Антуан усмехнулся. – Порох слишком дорого стоит, чтобы оставлять его в руках какого-то Лавуазье.
Но Мария-Анна поверить в такое не могла. Уж она-то знала, сколь многое зависит в этом деле от опыта ее мужа.
– Они же всю армию без пороха оставят! Одна случайная искра, и нет арсенала.
Антуан лишь пожал плечами. Он был расстроен и тоже это понимал, но что-то изменить уже не мог. 15 августа они быстро, словно погорельцы, перебрались в новую квартиру на бульваре де ла Мадлен, дом 243.
Там их уже на следующий день навестил отец. Тогда-то Мария-Анна и поняла, что он даже и не думал отступать.
– Куда они денутся? – заявил старый Жак Польз в ответ на какое-то возражение Антуана. – Арсенал держат они, а селитру – мы.
Марию-Анну как ударили.
Мерзавцы!
Только теперь она поняла, зачем отец купил ей пакет акций французской Ост-Индской компании. Хорошую селитру можно было сделать только в Индии. Теперь, смиренно отдав коммунарам Арсенал, Жак Польз намеревался диктовать им цены на это главное исходное сырье для производства пороха.
– Вы не смеете со мной так поступать, – заявила она, развернувшись к мужчинам. – Я не хочу на гильотину!
Отец насупился. Он знал, что дочка права. Руководители чрезвычайной комиссии уже начали отправлять на гильотину следующий слой прежних собственников. Мария-Анна больше не была посторонней. Едва подписав бумаги, она стала соучастницей драки за власть, совершенно ее не касающейся.