Зато его было вдоволь у «бешеных». Небогатые, но претенциозные выпускники церковных лицеев не были должны никому. Их выбирали простые люди, ничего не знающие ни о таможенных сборах, ни о котировках, просто под обещание счастья и достатка для всех. По сути, эти полномочия были абсолютными.
Аббат улыбнулся. Буржуа и «бешеные» принюхивались друг к дружке буквально пару дней. Для первых слишком уж очевидна была полезность парламентской нищеты. Руками «бешеных» буржуа проводили акты, позволяющие топить как врагов, так и надоевших друзей, а самим оставаться чистыми. Каждый «бешеный», хоть взглядом, хоть жестом показавший лояльность, немедленно прикупался и прикармливался. Ворам нужны были простофили.
«Но простофилям-то нужно равенство», – подумал Аббат, усмехнулся и поставил крест еще в одной клетке.
24 августа 1792 года коммуна постановила, что каждый человек, отказавшийся регистрироваться в своей секции, попадет в списки так называемых плохих граждан. Это была огромная победа, потому что уже теперь секции формировали армию и влияли на масштаб арестов. Каждый буржуа, вошедший в такую секцию рядовым членом, оказывался в меньшинстве, а любой не вошедший заносился в списки как плохой гражданин.
Никто не видел всей игры целиком. Ее вел Аббат, стоящий на самой вершине и никому не заметный снизу.
Адриан спешил. Чтобы передвигаться быстрее, он нанимал исключительно легкие открытые двуколки, ехал круглые сутки, а потому успевал быстрее парламентских курьеров. Само собой, в каждом более или менее крупном городке молодой человек довольно легко и быстро увеличивал свой капитал.
Он уверенно входил к настоятелю очередного провинциального монастыря и бросал на стол парижскую газету с декретом ассамблеи о ликвидации школ и больниц, принадлежащих духовным орденам.
– Читали? – осведомлялся молодой человек.
Настоятель впивался глазами в броский заголовок, бледнел и спрашивал:
– Но как же людям жить без больницы?
Поверить в то, что можно вот так вот, одним махом лишить монастыри больниц, а людей – медицинского обслуживания, было сложно.
– Дело решенное, – говорил чистую правду Адриан. – В Париже конфискации провели за пару часов.
Настоятель впадал в ступор и принимался судорожно соображать, что можно спрятать. Надо сказать, что особых вариантов тут не было. Зданий, коек и ванных в портфель не засунешь.