Но даже те люди, которые на себя этот труд берут, спустя какое-то время обязательно переживают некий период кризиса. С одной стороны, это связано с тем, что у каждого человека своя мера мужества, своя мера упорства, своя мера терпения. И кто-то, видя, как раз за разом он падает и буквально каждый день, а может быть, и несколько раз в день приходится все начинать заново и вновь строить то, что сам разорил посредством падения, находит в себе мужество каждый раз к этому труду приступать; а кто-то в конце концов просто в этом изнемогает, у него опускаются руки, и он задается таким вопросом: если я падал десять раз, и сто раз, и тысячу раз, наверное, я всегда буду падать и ничего нельзя изменить? И тогда человек начинает удерживаться только лишь от каких-то тяжких грехов, которые пугают еще его душу, но уже перестает бороться с теми «мелочами», из которых на самом деле жизнь духовная и складывается.
Что может помочь нам устоять в такие моменты? Нужно понять, что человек, восходя к Богу, должен меняться постепенно. Господь не требует от нас, чтобы мы тотчас же стали другими, Он не требует от нас ни каких-то сверхъестественных подвигов, ни немедленного расточения всего своего имущества. Господь ведет нас шаг за шагом – так же, как разумные родители ведут и учат своих детей. И если мы, входя в церковную жизнь, осознаем, что нужно отказаться от каких-то тяжких, смертных грехов, несовместимых с этой жизнью, и отходим от них, а потом понимаем, что нужно избавиться от грехов, также явных и грубых, но все-таки менее тяжких, то дальше Господь постепенно помещает нас в такие условия и в такие ситуации, что мы уясняем, что нужно постепенно избавляться в целом от того, что в нашей жизни Богу не угодно.
Если человек к себе внимателен, то он в своей повседневной жизни ощущает, что вот сейчас Господь его поставил перед каким-то очередным выбором. И он может выбрать для себя либо поступок по воле Божией, либо поступок по воле своего греховного, развращенного сердца. Зачастую по малодушию человек все-таки выбирает свою собственную волю. Выбирает то, что ему ближе, оправдывая себя тем, что в этом, в общем-то, страшного ничего нет. И, по большому счету, он в этом прав: никто от этого не погибает, ничья жизнь от этого не зависит, никаких бедствий не случается. Но с течением времени человек начинает видеть, что из его жизни ушло что-то очень важное. Ушло то напряжение, то наполнение, которое было первоначально, и все стало каким-то серым и скучным, а самое главное, ушло то чувство радости от присутствия в сердце Божественной благодати и ничто уже так не утешает. И тогда жизнь церковная, вначале такая интересная и такая радостная, начинает превращаться в какую-то невзрачную повседневность, в рутину. Все то, что вначале делалось с благим чувством, начинает делаться просто по долгу или по необходимости. Человек начинает молиться просто потому, что пришла пора прочитать вечерние или утренние молитвы, то же самое происходит с участием в богослужении, исповедью и даже Причащением Святых Христовых Тайн, – он как бы все время ест не вкусное, полноценное блюдо, а черствый, заплесневелый хлеб, ест просто для того, чтобы не умереть с голоду. И постепенно такая церковная жизнь не то чтобы совсем утрачивает смысл, но становится для человека просто одной из сторон его земного бытия – не главной, не центральной, а всего лишь одной из многих. И вот это угасание христианской жизни в одном человеке, в другом, в третьем, в четвертом приводит к тому, что мы в Церкви начинаем представлять собой общество не святых или стремящихся к святости людей, а людей, первоначально собравшихся здесь во имя Христово, но в теперешнем состоянии выглядящих довольно печально, чтобы не сказать жалко. Людей с погасшими глазами, с погасшими сердцами, которые и сами не могут воспламениться, и никого воспламенить не могут. И вот это, наверное, самое страшное, потому что мы и сами прозябаем, и миру являем очень плачевный пример.