Саня, тоже выпивший, свернул для товарища цигарку. Протянул, чтобы тот языком склеил скрутку.
– Насчет того, что вы чуть не сгорели, чему удивляться? Бронебойные болванки летят, от жара аж светятся. В момент все вокруг поджигают. На войне многое глупо. Помнишь командира третьей батареи? Два раза в легких танках горел, воевал с лета сорок второго. А погиб в прошлом месяце в километре от передовой. Фугас такую же березу в щепки разнес, ему обломок голову пробил. Даже до санчасти не успели донести.
– Если бы танкошлем носил, может, и контузией бы отделался, – сказал Колесник.
Вася Манихин, знавший эту историю, вмешался:
– В него полено с полпуда весом летело. Никакой танкошлем не помог бы.
Какой величины была деревяшка, погубившая командира батареи, никто толком не видел. Спор сам собой прекратился, а Степан Авдеев, вздохнув, заявил:
– Опасные эти «кошки». Оптика хорошая, метко «пантера» бьет. Снаряды впритирку шли, машину сжатым воздухом едва не подкидывало, а у нас вес сорок с лишним тонн.
– Скорость большая, – сказал Чистяков. – Ствол длиной пять с лишним метров, разгоняет болванку хорошо. Я видел под Орлом, как «тридцатьчетверки» мгновенно вспыхивали.
– Они и сейчас не хуже горят, – щелчком отбрасывая самокрутку, отозвался Болотов. – Две штуки сегодня «пантера» уделала. Сгорели машины вместе с экипажами.
Авдеев хотел обругать Болотова, но раздумал. Комбат тут ни при чем. «Пантера» в засаде сидела. Это после майор растерялся, пока экипаж Степана с немецкой «кошкой» поединок вел.
Остатки танкового батальона и самоходки стояли в редком сосняке.
Защита так себе, но лучше, чем открытое место. Пехотинцы восстанавливали обрушенные траншеи, окапывалась противотанковая батарея.
Основная часть пехоты, в том числе и на грузовиках, находилась здесь же, в лесу. Отдыхали и ждали команды. Наступать без поддержки танков опасно. Уцелевшие экипажи по приказу хозяйственного капитана Болотова рыли капониры.
Понемногу копали укрытия и самоходчики. Только работников не хватало. Почти весь экипаж Авдеева получил ожоги, механик Крылов ковырялся в двигателе.
У Чистякова контуженный наводчик Хлебников прилег отдохнуть. В санроту он не пошел, сказал, что пройдет и так. Но и без контузии Федор Хлебников, вдоволь перекопавший земли на стройке еще до войны, это дело не любил.