– Хватит!– вскрикнула она,– молчите! Я вам не верю! Я сплю! Это просто сон! У меня так уже бывало,– слова вырывались из ее уст, и казалось, что она лает. Не поворачиваясь к нему, то ли от страха, что он продолжает на нее смотреть, то ли просто боясь шелохнуться, она бросала в него слова,– у меня так было недавно, это все снотворные. Они плохо действуют, и приходится пить помногу. Но почему у меня нет груди?
– Потому что она была не настоящая, а сюда люди приходят только с собственными тканями.
– А что вы там говорили про мое лицо?– ее глаза бегали то вверх, то вниз, больше всего она боялась сейчас увидеть его пристальный взгляд.– Что у меня с лицом, я спрашиваю?
– Ничего особенного. Худое, я говорю, очень, длинное. А черт, тут ни у кого не видно, разве у души есть лицо…
– Замолчите!– крикнула она, оборвав его на полуслове.– Хватит! Я просто сплю и хочу скорей проснуться. И мне надоело слушать ваши бредни.
– Вы никогда уже не проснетесь.
– Замолчите, говорю же вам! Оставьте меня в покое, а лучше вообще отсядьте подальше.
– Здесь каждый на своем месте, свободных мест нет,– сказал он, и девушка, осматриваясь по сторонам, поняла, что все кресла действительно заняты. На секунду она даже поверила, что умерла, но как? Как это могло случиться, разве так должны чувствовать себя мертвые. А свет в конце тоннеля, о котором все говорят? Нет, она совершенно ничего не помнит. Хотя, может, это случилось во сне… Повернувшись налево и увидев, что ее сосед смотрит вперед, а не на нее, сказала:
– Если я умерла, то получается, что вы тоже мертвый!?
– Нет, здесь нет мертвых, здесь души, облаченные в очертание той оболочки, в которой они пребывали на земле, а умерло ваше прежнее тело. Душа не умирает. Ну а раз вы здесь, значит, сделали что-то плохое, так как чистые сразу проходят, без очереди.
– Мне холодно и страшно,– сказала она тихо и обреченно. Страх бил ее ознобом, а неизвестность пугала. Смерть, смерть, смерть, так не умирают, она не могла умереть.
– Это хорошо, что вы еще можете чувствовать, скоро тело совсем перестанет чтобы то ни было ощущать. Пропадут всякие ощущения. Я вот уже практически не помню холода,– его руки лежали на коленях, как у первоклассника, спина была прямая, и только глаза вдруг стали смотреть вниз, как будто с сожалением,– даже странно, что я его не помню, ведь мерз все время, кутался в какие-то кофты, шапку надевал уже в начале октября, так как уши начинали мерзнуть по утрам, и кальсоны носил с ноября по май, да и они не помогали. А вот перчаток у меня никогда не было, руки как-то совсем не мерзли, все ещё удивлялись, как такое может быть, весь с ног до головы укутан и всё равно мёрзнет, а руки на холоде и теплые всегда. Я и сам не знаю, но так и было. И дома я тоже все время кутался во что-то. Осенью заклею окна, разложу вату между рамами, вроде становилось теплей, а потом морозы ударят – и все, снова достаю теплые одеяла, пледы, вязаные носки. Странно, правда…