– Больше всего на свете, – начал Глеб, – мой дядя любил сидеть по вечерам в своем кресле на крыльце, потягивать коньяк и читать своих любимых немецких романтиков. Гете, Шиллера… – Глеб усмехнулся. – Если честно, я никогда не понимал этой его любви к немцам. Мне они казались слишком пафосными, формальными и фальшивыми. Но речь сейчас, конечно, не об этом. Мой дядя был хорошим человеком. И он не заслужил такой страшной смерти. Пусть земля ему будет пухом!
Глеб залпом выпил водку и сел на место. Гости тоже выпили.
Пожилая дама, сидящая рядом с Глебом, тихо шепнула:
– Вы молодец.
После нескольких рюмок водки в кафе возникло некоторое оживление. Люди, разбившись на компании, как это часто бывает на многолюдных посиделках, заговорили друг с другом на отвлеченные темы. Кто-то, забывшись, принимался рассказывать соседям анекдоты, и выражение скорби на некоторых лицах сменялось выражением хмельной веселости. Впрочем, весельчаков тут же беззлобно одергивали, и они снова нацепляли на лица приличествующие мины. Но ненадолго.
Пожилая дама, сидящая рядом с Глебом, с любопытством у него поинтересовалась:
– Вы правда писатель?
– В некотором роде, – неохотно ответил Корсак.
Пожилая дама, тоже уже немного захмелевшая от водки (а она пила водку, как и Глеб), пару секунд помолчала, а потом негромко продекламировала:
Пред сторожем в полночь рядами могил
Погост распростерся в молчанье,
И месяц на плитах холодных застыл
В холодном и чистом сиянье.
Но вот под крестом оживает мертвец…
– Не надо, – прервал ее Глеб, поморщившись.
Пожилая дама замолчала и посмотрела на него с легким удивлением.
– Вы не любите немецкую литературу?
– Я не люблю Гете.
– Надо же, – удивилась она. – А ваш дядя его обожал. Выходит, он не имел на вас литературного влияния?
– Знаете, – неохотно произнес Глеб, – мы с ним много лет не общались.
– Много?
– Да. Двадцать пять лет. Лишь изредка перезванивались.
На лице пожилой дамы появилось удивление.
– Надо же. Четверть века! Но ведь вы еще так молоды.
– Это только кажется, – усмехнулся Глеб. – На самом деле я почти старик.
– Не наговаривайте на себя. Сколько вам? Тридцать пять? Тридцать восемь?
– Скоро сорок два.
– Для мужчины это не возраст.
– Для некоторых женщин – тоже. Некоторые женщины и в семьдесят лет вполне привлекательны.
Старуха фыркнула: