– Я попрошу Элис сделать тебе сандвич. И ты обязательно его съешь.
– Слушаюсь, мэм!
– Какие красивые цветы!
Эли вытащил из букета один тюльпан:
– Это вам.
– Какой ты замечательный, Эли, какой заботливый. Проходи, проходи в дом. Мама скоро вернется, а отец обещал прийти к половине шестого, поэтому, даже если ты не останешься на ночь, вы все равно встретитесь. Но ты же задержишься, я надеюсь, и поужинаешь с нами. Элис готовит гуляш и ванильный крем-брюле на десерт.
– Ну, что ж, мне, наверное, следует и ей подарить тюльпан.
Широкое лицо Кармел осветилось улыбкой, но только на мгновение, так как тут же ее глаза наполнились слезами.
– Не надо плакать. – Он снова заметил ту боль и печаль, которые видел на лицах близких ему людей со времени гибели Линдси. – Все будет хорошо.
– Конечно. Я нисколько не сомневаюсь. Ну, вот, а теперь давай куда-нибудь поставим эту вазу.
– Цветы – для мамы.
– Ты хороший мальчик. Ты всегда был хорошим мальчиком, даже когда шалил. Кстати, на ужин придет и твоя сестра.
– Мне следовало купить больше цветов.
– Проходи! – Кармел смахнула слезы и рукой показала в глубь дома. – Отнеси эти цветы бабушке. Она наверху у себя в гостиной, наверное, сидит за компьютером. Ее невозможно от него оторвать, пропадает в Интернете днями и ночами. Я принесу тебе сандвич и вазу для тюльпанов.
– Спасибо. – Эли глянул в сторону широкой и изящной лестницы. – Как она?
– Идет на поправку. С каждым днем все лучше. По-прежнему мучается из-за того, что никак не может вспомнить, что же произошло в тот день. Но в целом, гораздо лучше. Она будет очень рада увидеть тебя.
Эли поднялся по лестнице и наверху повернул в правое крыло.
Кармел была права, его бабушка сидела за рабочим столом и что-то печатала на ноутбуке.
Спина прямая, плечи под зеленым кардиганом расправлены, сразу же отметил Эли. Темные волосы с проседью изящно уложены.
Не признает никаких ходунков, подумал он, покачав головой, но у стола заметил трость с серебряным набалдашником в форме львиной головы.
– Снова занимаешься демагогией?
Он подошел к ней сзади и прижался губами к ее макушке. Эстер взяла его за руку:
– Я всю жизнь просвещаю, наставляю на путь истинный. И не намерена прекращать это теперь. Дай-ка я погляжу на тебя.
Она повернула кресло к нему лицом. Ее глаза орехового цвета оценивали его без всяких скидок, вполне критически. Затем губы Эстер растянулись в улыбке.