Для монахинь дети прежде всего создания Господа, а потому они совершенны. Все, сотворенное Господом, совершенно. Изъянов быть не может. К тому же Матье племянник матери-настоятельницы. В какой-то момент мне захотелось повернуться и заставить их замолчать.
Но я этого не сделал. И правильно.
Раз в жизни Матье заслуживал услышать комплимент…
Никогда не забуду первого врача, которому хватило смелости объявить нам, что Матье необычный ребенок. Дело было в Лилле. Профессор Фонтен сказал, что иллюзии нужно оставить. Матье физически и умственно недоразвит и никогда не сможет вести нормальную жизнь.
В ту ночь мы спали плохо. Мне снились кошмары.
До того момента точного диагноза Матье не ставили. Все говорили – проблема в замедленном физическом развитии.
Родители других детей и друзья старались нас подбодрить. Всякий раз, повидав Матье, они говорили, что поражены тем, какой он сделал рывок. Помню, я однажды ответил, что поражен тем, какой рывок он не сделал. Я разглядывал чужих детей.
Матье на их фоне выглядел вялым. Не мог прямо держать голову, как будто шея у него резиновая. Другие дети хотели есть, кричали, прямо-таки требовали, чтобы их покормили. Матье вел себя как неживой. Словно никогда не испытывал голода. Мы проявляли ангельское терпение, пытаясь заставить сына открыть рот и что-то проглотить. А в ответ он частенько блевал на своих ангелов.
Если новорожденный ребенок – чудо, то новорожденный идиот – чудо наоборот.
Бедный Матье плохо видел, природа наградила его хрупкими костями, кривыми ногами, горбом на спине, непослушными волосами и скорбным выражением лица. В общем, он был не только некрасивым, но к тому же еще и грустным. Рассмешить его стоило огромных усилий. Он как заведенный повторял: «А-ля-ля-ля-ля, Матье… А-ля-ля-ля-ля, Матье…» А порой вдруг ударялся в рыдания, от которых сердце разрывалось, словно хотел нам что-то сказать, но не мог и страдал. Нам всегда казалось – он отдает себе отчет в своем недуге. Думает: «Если бы я только знал, я бы не родился».
Мы хотели защитить его от жестоких ударов судьбы. Но мы перед ней бессильны, и это самое страшное. Мы даже утешить ребенка не могли, не могли сказать, что любим его таким, какой он есть, потому что он родился глухим.
Когда я думаю о том, что Матье родился по моей вине, что именно я впустил его в эту страшную жизнь, мне хочется попросить у него прощения.