За весь месяц в «пионерском» лагере я не встретила ни одного барабанщика. По утрам вместо горна звучала песенка, легенькая такая, в стиле латино. Ля-ля-ля… Мадонна ее пела.
До моря от моей кровати метров двадцать. И никаких свистков, купайся сколько влезет. То, что раньше называлось пионервожатыми, явилось в виде двух девиц, и они лишь изредка отсвечивали, как монархия в Соединенном королевстве. Жить можно. Можно даже на рынок за вином, можно даже ночью на пляж. Жаль, я тогда еще не умела всеми этими радостями пользоваться.
– А ты в курсе? – спросила меня новая подружка, девочка с Севера с большими синими глазами. – Московские журналюги приедут мастер-классы проводить. Я уже записалась в группу телеведущих. Идешь?
– Нет, – говорю. – Не иду. Мне газета больше нравится.
Все будущие телезвезды покосились на меня недоверчиво.
– У меня папа – пишущий журналист, – похвалилась я и убежала в маленькую стеклянную аудиторию для прессы.
Там хозяйничал недовольный толстяк. На нем была зеленая майка, в ней он напоминал арбуз. То ли он объелся, то ли недоел, нудил, нудил что-то… Мне стало скучно. Я перестала слушать, сижу и рассматриваю тех, кто впереди.
Вон пацан за собой машинку печатную таскает. Даже на пляже его с машинкой видела. Башкирия! Пугачевский бунт давно подавлен, а они все скачут ордой короткими перебежками, нацарапают на стене «Цой жив» и воют свою любимую «Все идет по плану-у-у».
Хохлы расселись. Все время что-то выясняют, претензии предъявляют, кормят их плохо, понаехал неизвестно кто… Но к вечеру гарные хлопцы бегут на рынок, приносят оттуда трехлитровые банки «Изабеллы» и кадрят девчонок. Меня уже кадрили, я сбежала.
Сибирь такая интеллигентная, оказывается. Не зря туда столько лет оппозицию ссылали. Сибирские дети как маленькие танки – здоровые, спокойные и очень самостоятельные.
В общем, покатит, – народ мне понравился. Все ненормальные, в рваной джинсе, в мини-юбках, в размалеванных майках, у всех куча понтов – кайф после моей занудной школы. Дети Черноземья рот раскрыть боятся, не то что в ухе дырку проколоть. Сейчас они выросли и, представьте себе, голосуют за коммунистов. Точнее, за тех, у кого сейчас почта, мосты и телеграф.