Резанов был за столом чрезвычайно общителен. Он красочно описывал дворцы далекого Санкт-Петербурга, снежные зимы Сибири, великосветские рауты и пышные балы в резиденции императора.
Теперь Кончита не отводила взгляда от лица командора, слушала и в мечтах представляла себя там, в этих удивительных краях. Мечтательность юной девушки дала волю чувствам и унесла ее в блаженные дали. Мичман Давыдов с обожанием смотрел на нее.
Когда верный долгу Резанов поднялся из-за стола, Кончита вздрогнула и пришла наконец в себя.
– Сеньоры, – он кивнул головой донье Игнасии, – сеньора, благодарю за гостеприимство! Но долг и дела обязывают нас вернуться на корабль, – и уже удалившись к двери, командор обратился к Луису:
– Прошу вас поспособствовать доставке на корабль необходимой провизии и свежей питьевой воды для команды.
Убедившись в том, что правильно выбрал время для этой просьбы, Резанов уведомил, что заплатит наличными.
Сын коменданта, молодой офицер дон Луис Аргуэлло сообщил, что уже распорядился и снарядил на берег все что нужно, а также отправил депешу монтерейскому губернатору о прибытии российского корабля.
Садясь на коня, Резанов позволил себе еще раз взглянуть на Кончиту. Она будто ждала этого и ответила таким восторженным взглядом, что он еще долго чудился командору по дороге через песчаную долину к берегу моря.
По прибытии к шлюпке Резанов, Давыдов и Лансдорф увидели возле нее телегу, груженную мукой, овощами и фруктами. Рядом стояли бочки с водой, большая корзина с живыми курами и лежала стреноженная свинья.
Простившись с провожатыми, командор и его товарищи сели в шлюпку, и когда преодолели половину пути, навстречу им от «Юноны» отчалили две посудины, отправленные Хвостовым за долгожданной провизией.
Звездной ночью мичман Давыдов стоял у поручня по правому борту «Юноны» и смотрел на темный калифорнийский берег. Теплый ветер, напоенный ароматами трав и цветов, овевал его горячее лицо. Где-то там сейчас его идеал – девушка, укравшая влюбленное сердце.
Лансдорф в своей каюте, облачившись в потертый халат, писал в дневнике о комендантской дочке Марии Кончепчион Аргуэлло:
«Она полна жизни, веселая, живая, с яркими живыми глазами, невольно заставляющими любоваться ею и влюбляться в нее, с чудесными зубами, приятной выразительной внешностью, необыкновенной фигурой, не говоря уже о тысячах других положительных черт – и в то же время она имеет прекрасные манеры, простоту и полную безыскусственность».