– Многие пытались, – прошептал Сапфик ему на ухо. – И умерли.
На секунду Клодия замерла от ужаса.
Потом пришла в себя, спрятала в карман ключ-кристалл, с помощью диска Джареда создала его точную голографическую копию в выемке черного бархата и задвинула ящик. Скользкими от пота пальцами достала специально заготовленную коробочку и высыпала из нее божьих коровок. Они разлетелись во все стороны, приземлились на панель управления и на пол. Затем перевела индикатор диска с синего на красный, развернулась и нацелила его на дверь.
Три лазерных луча с шипением погасли. Она проскользнула в образовавшийся проход, приседая на всякий случай – вдруг выстрелит какое-нибудь скрытое оружие. Труднее всего было справиться с решеткой – диск негодующе ворчал и потрескивал, и Клодия даже взвыла от отчаяния. Сейчас он точно сломается или разрядится! Но наконец металл, распадаясь на атомы, полыхнул белым жаром, и в решетке образовалось отверстие.
Еще мгновение – и, пройдя сквозь дыру, открыв дверь, Клодия выбралась в коридор.
Тишина.
Взломщица потрясенно прислушалась. За спиной захлопнулась дверь, отрезав панические вопли сирен, словно спрятав их в другом мире.
В доме царило спокойствие. Ворковали голуби, снизу доносились голоса.
Клодия побежала. Вверх по лестнице, на чердак, потом по проходу над помещениями для слуг до маленькой кладовки в конце, где воняло полынью и чесноком. Наклонившись, стала торопливо нащупывать механизм, отпиравший старинное «убежище священника»[2]. На пальцы липла сажа и паутина, но вот – наконец! Узкая, толщиной с ее большой палец, щеколда.
Клодия ударила по щеколде, и панель заскрипела. Навалившись на нее всем телом, бормоча проклятия, Клодия отодвинула доску и вывалилась наружу.
И лишь когда дверь захлопнулась за ее спиной, Клодия позволила себе перевести дыхание.
Перед ней открывался темный тоннель, ведущий в башню Джареда.
Финн лежал поперек кровати.
Лежал очень долго, постепенно узнавая шум Берлоги за стеной: кто-то бегал, кричал, громыхал посудой. В конце концов, пошевелив рукой, Финн обнаружил, что заботливо укрыт одеялом. Болели шея и плечи, тело зябло от холодного пота.
Он перевернулся и уставился в грязный потолок. В ушах звенело эхо долгого, протяжного стона, верещали сирены. Перед глазами мелькали послеобразы – паническое мельтешение аварийных огней. На мгновение возникло тошнотворное чувство, что его зрение вытянулось в длинный темный тоннель, уводящий вдаль, что он может ступить туда и ощупью пробраться к свету.