Иван, получив важную для себя информацию, продолжил еду, дед же, в свою очередь, стал задавать ему неудобные вопросы:
– Ты вот объясни мне, милок, как так получилось? Парады проводили, товарищ Сталин говорил, что врага будем бить на его территории. А гуторят – немцы уже под Минском.
– Неожиданно напали, отец. Погоди, подойдут из тыла подкрепления – мы еще погоним его с нашей земли.
– Ох, чует мое сердце – не скоро это будет! У немца армия сильна, по себе знаю. Воевал я с ними с пятнадцатого по семнадцатый год.
– Не говори так больше никому, дед.
– А кому ты доложишь?
Продолжить разговор они не успели – послышался далекий шум.
– Сынок, посмотри, – что там?
Иван выглянул в окно. Из-за угла показался бронетранспортер, смахивающий на железный гроб, и три мотоцикла.
Иван только крикнул:
– Немцы пожаловали!
Он схватил со стола кусок хлеба, затолкал в рот картофелину и выскочил на крыльцо. Перебежал огород, перепрыгнул плетень и кинулся в лес.
Бежал, пока не стих шум моторов. Бежал и удивлялся: надо же, на своей земле, а петляет от врага, как заяц!
Остановившись на минуту, Иван прожевал картошку и принялся за хлеб: неизвестно, когда еще удастся поесть, надо подкрепиться.
Съев все до последней крошки, он определил стороны света по стволам деревьев и направился на восток – надо было идти к своим.
Иван был в угнетенном состоянии. Он на своей территории, но она занята немцами. Другое время, другие, военные и суровые, законы. А у него – ни документов, ни «легенды». Вот выйдет к своим, и не исключено, что отведут его в Особый отдел. Что он там скажет? Что попал сюда из двадцать первого века? Да его сразу к стенке поставят, никто и разбираться не будет. Немцы ведь и в самом деле засылали в наш тыл разведывательные и диверсионные группы. Они наводили панику, резали линии связи, убивали наших командиров. И он запросто попадет под этот каток. Для него – личная трагедия, но что она значит по сравнению с трагедией огромной страны? Армия к войне не готова, штабы ситуацией не владеют, фронты под напором танковых клиньев врага быстро меняют очертания, а Сталин в растерянности.
Но Иван решил для себя: он будет биться с врагом до тех пор, пока руки в состоянии будут держать оружие. Деды его не посрамили чести, так неужели он слабее духом? Пришли для страны тяжелые времена, и он не вправе остаться в стороне.