– Есть разговор, Соня, – ответил Улюкай и повернулся в сторону затемненного угла.
Оттуда вышел высокий седовласый господин, он склонил перед дамой голову.
– Здравствуй, Софья Ивановна.
Перед нею стоял сам Мамай – Червонный Валет, Верховный вор России.
От неожиданности воровка не успела ничего сказать, а Мамай уже взял ее за руку, усадил за стол и сам расположился напротив. Улюкай, Артур и Кабан остались на атасе возле дверного проема.
– Боже, какая честь, – натянуто улыбнулась Сонька. – Чем обязана?
– Скажу… Как сама? – спросил Мамай.
– Плоское катаю, круглое таскаю. Кто дал на меня наводку?
– Иваны с Волги, – отшутился Червонный Валет. – Это ведь мои люди хавиру тебе на Петроградке присмотрели. Не тесновато тебе там с дочкой?
– Не жалуюсь. А почему такая конспирация?
– Чужие глаза ни мне, ни тебе не нужны… – Мамай помолчал, внимательно посмотрел на воровку. – Меня крепко подковали, Соня.
У той округлились глаза.
– Кто на такое решился?
– Нашелся один портяночник.
– И что он дернул?
– Брюлик.
Воровка хмыкнула, откинулась на спинку стула.
– Жаба душит? – Она бросила взгляд на пальцы Мамая, унизанные камнями. – У тебя вон на каждой руке по десятку брюликов.
– То был особый, Соня. С ним я имел власть и силу.
– Ты лишился этого? – с недоверием вскинула брови Сонька.
– Пока нет. Поэтому камень надо вернуть. И чем быстрее, тем лучше.
– Хочешь, чтобы я взялась за это?
– С дочкой. Она ведь у тебя уже фаршмачит?
– А что ты давишь косяка на мою дочку? – вдруг окрысилась воровка.
– Не давлю, Соня. Помощи прошу.
– Для этого меня звал?
– А этого мало?
– Все, отпомогалась! – Сонька поднялась. – Считай, завязала! Не хочу больше крысятничать!
Мамай, продолжая сидеть, смотрел на Соньку с ухмылкой, спокойно.
– Неужто больше не шаманишь?
– Надоело! Хочу пожить без мандража в заднице! И дочку хочу в нормальные люди вывести!
– Думаешь, получится?
– Получится. Если перед мордой не будут скакать такие, как ты!
Мамай хмыкнул, крутнул головой.
– Обижаешь, Софья Ивановна. На тебе клеймо. И смыть его ой как не просто. А если даже смоешь, все одно перед мордой кто-то скакать будет. Не я, так синежопые. У них память подлиннее воровской будет, – улыбнулся он и кивнул на лавку: – Присядь.
Воровка продолжала стоять, гоняя желваки на скулах.
– Присядь, – повторил вор. – Поможешь в одном деле – считай, долг передо мной исполнила.