– Ты еретик?
– И многие отвечали на этот вопрос прямо? – улыбнулся Курт; наемник молча усмехнулся в ответ. – А ты – из тех проповедников?
– Вопящих пророчества, с цепями на шее и непотребно истрепанным Писанием?.. Господь с тобой. Я – из тех, кто считает, что собственный дом надо чистить от тараканов, клоповный матрас – сжигать, крыс – травить, и тогда дом может простоять долго. И, знаешь, лично мне для этого не обязательно надо иметь стимул типа близящегося Конца Света. О полутора тысячах – это я так, к слову. Занятная идея, вот и все.
– Каких только идей не наслушаешься за свою жизнь, – вздохнул Курт, подвинув вперед скорохода. – Шах.
– А ты скептик.
– Мне по душе Фома. Вложить персты…
– На твоем гербе крест, – заметил Ван Ален, заграждая короля. – Я решил…
– Моя семья – люди набожные. А вот у меня с этим проблемы.
– А это? – усомнился наемник, кивнув на четки, висящие на его запястье; Курт пожал плечами:
– Подарок одного священника. Вручил их мне с упреком в том, что молюсь недостаточно часто и вдохновенно.
– Вы с приятелем – как два сапога из одной пары; я был уверен, что вы члены какого-нибудь ордена или общества…
– Общества[14], – согласился Курт.
– Не хочешь отвечать, – констатировал Ван Ален, выждав два мгновения тишины. – Ну, не стану давить… Шах.
– Однако, – одобрил Курт, пристально оглядев доску. – Парень с сюрпризом…
– Не ожидал от наемника?
– Признаю, не ожидал… Мат.
Ван Ален поджал губы, оглядев доску с некоторой растерянностью, и, вздохнув, уронил набок короля.
Наемник сдал еще не одну партию, однако особенной досады по этому поводу ни в словах, ни в голосе его Курт не отметил, не уловив и тени азарта; казалось, метель, колотящая в стекло, занимала мысли противника куда больше, как, собственно, и всякого в этом зале. Вдоволь навздыхавшись и нажаловавшись друг другу многословно или вскользь на сорванные планы, постояльцы понемногу рассосались по комнатам, и лишь когда никого, кроме зевающего трактирщика, не осталось, Ван Ален, показно вскинув руки, объявил о полной капитуляции.
В комнате, снова натопленной и оттого, невзирая на крайнюю скудость обстановки, уютной, вздымающаяся за окном вьюга казалась чем-то малозначащим и отвлеченным, а мерное подвывание ветра и мелкий перестук снежинок скорее убаюкивал, чем раздражал. В сон Курт погрузился мягко и крепко, без видений, перестав слышать ветер, и когда глаза вдруг сами собою открылись, он не сразу сумел осознать, почему мозг упрямо и назойливо требует от тела проснуться и подняться с постели. Бруно на соседней лежанке так же сонно и мутно хлопал глазами, приподнявшись на локте и озираясь, слушая, как и он, какие-то невнятные, словно размазанные звуки, долетающие с трактирного двора.